— Поживем — увидим, — ответил он, тоже улыбаясь. — Твои бы слова, да Богу в уши!
В этот момент из смежной комнаты раздался неясный звук. Проснулась мама.
— Что ты сказал, Гиго? — спросила она. — Что, Гитлер умер?
— Если бы! — вздохнул отец. — Спи, спи, ангел мой, не волнуйся!
— Который час?
— Почти три.
— Скажи своему сыну, чтобы ложился спать!
Мама пробормотала еще что-то невнятное и замолчала.
Папа пристально посмотрел мне в глаза. Потом, понизив голос, спросил почти шепотом:
— Прости, что говорю с тобой о таких вещах, но, может быть, ты поймешь… мы с мамой еще в прошлом году заметили, что ты влюблен в… Миколь Финци-Контини. Это правда? Да?
— Да.
— Ну и какие у вас теперь отношения? Все не ладится?
— Хуже и быть не может, — угрюмо ответил я и вдруг неожиданно ясно понял, что говорю чистую правду, что действительно в наших отношениях хуже и быть не могло и что, какие бы слова ни говорил Малнате, мне никогда не удастся подняться из пропасти, в которую я упал несколько месяцев тому назад.
Отец тяжело вздохнул:
— Я понимаю, это очень тяжело… Но в конце концов лучше, что все так.
Я стоял, опустив голову, не говоря ни слова.
— Конечно, лучше, — продолжал он немного погромче. Ну что бы ты стал делать? Сделал бы ей предложение?
Миколь, в тот вечер в ее комнате, задала мне тот же самый вопрос. Она спросила: «А на что ты рассчитывал? Что мы объявим о помолвке?» Я задохнулся. Мне нечего было ответить ей тогда и нечего было ответить сейчас отцу.
— А почему бы и нет? — все же сказал я и посмотрел на него.
Он покачал головой:
— Ты думаешь, что я тебя не понимаю? Мне тоже очень нравится эта девушка. Она мне всегда нравилась, еще когда она была совсем маленькой… и спускалась в синагоге за благословением к своему отцу. Изящная, красивая (даже слишком, к сожалению), умная, живая… Но же-нить-ся! — последнее слово он произнес почти по слогам, глядя на меня большими глазами. — Сделать предложение, потом жениться… Но давай оставим в стороне всю эту романтику, лунный свет и прочее, ведь чтобы жениться, надо иметь профессию, работу, вот и скажи мне… Я полагаю, что ты не рассчитываешь в будущей семейной жизни ни на мою помощь (я все равно не смогу помогать тебе, я имею в виду содержать тебя и твою семью), ни тем более на помощь ее семьи. Конечно, я совершенно уверен, что за этой девушкой дадут прекрасное приданое. Но я не думаю, что ты…
— Оставь приданое в покое. Если бы мы любили друг друга, ты думаешь, приданое имело бы значение?
— Ты прав, — согласился отец. — Ты совершенно прав. Я тоже, когда в одиннадцатом году сделал маме предложение, не думал об этих вещах. Но и времена были другие. В будущее можно было смотреть с определенной уверенностью. Хотя это самое будущее и оказалось совсем не таким радостным, как мы мечтали, — мы поженились в пятнадцатом году, ты ведь знаешь, когда война уже началась, и я сразу же ушел добровольцем… Общество тогда было другим. Это было общество, которое гарантировало… Кроме того, я получил диплом врача, а ты…
— Что я?
— Ты медицинскому факультету предпочел филологический. Ты ведь помнишь, когда нужно было решать, я тебе никоим образом не мешал. Тебе это нравилось, ты об этом мечтал, мы оба, ты и я, выполнили свои долг: ты выбрал свой собственный путь, а я тебе не мешал. Но теперь? Даже если бы ты стремился к университетской карьере…
Я покачал головой.
— Тогда это еще хуже! — продолжал он. — Гораздо хуже! Конечно же ничто, даже сейчас, не может помешать тебе продолжить самостоятельные научные исследования, может быть, однажды обстоятельства изменятся и перед тобой откроется творческий путь литературного критика… такой, как у Эдоардо Скарфольо, Винченцо Морелло, Уго Ойетти, или даже… почему бы и нет, писателя или, — тут он улыбнулся, — поэта… Но именно поэтому, как мог ты, когда тебе только двадцать три года, когда перед тобой еще столько нерешенных проблем, как ты мог думать о женитьбе, о том, чтобы создать семью?
Он говорил о моей будущей литературной карьере как о прекрасной и манящей мечте, которая не может воплотиться во что-нибудь конкретное, реальное. Он говорил о ней, как будто мы оба уже умерли и откуда-то из бесконечного пространства и времени обсуждаем жизнь, все события в моей и его жизнь, которые могли произойти, но так и не произошли. «Могут ли договориться Гитлер и Сталин?» — спросил я себя в этот момент. И ответил: «Да, весьма вероятно, что они договорятся».
