Ромка изменился в лучшую сторону. И пришла моя очередь удивляться. Коротко обстрижные волосы открывали его большой лоб. Веснушки стали ярче, что не портило заостренное лицо, а придавало ему обаяние. Ромка даже стал выше ростом. А в зеленых прищуренных глазах застыл мягкий задумчивый свет.
– Ты так изменился, Ромка, – я улыбнулась.
– А ты не меняешься, королева. Ты все такая же красавица. И красивее стать уже невозможно. Ты – идеал красоты.
– Ромка…
Мы крепко обнялись.
Локарев мялся у входа, держа в руках сумку и охапку роз.
– Я думал, ты попала в беду, королева. А ты, оказывается, что-то празднуешь? – Ромка кивнул на Локарева.
– Познакомься, Ромка. Это мой новый друг. Костя… Кстати, ты угадал. Мы попали в беду. И это всего-навсего пир во время чумы.
Наконец Локарев освободился от своей ноши. И они с Ромкой крепко пожали друг другу руки. Великий певец и миллионер Локарев. И безродный мальчишка, почти уголовник Ромка.
– Вы извините за беспорядок, – Ромка обвел глазами свою простенькую квартиру.
Видно, ему стало неловко. И не столько перед своей королевой. Которую он хорошо изучил. И которая плевала на всякие беспорядки. Сколько перед Локаревым. В котором несмотря на довольно помятый. Небритый вид. Все равно проскальзывал блеск.
Ромкин дом действительно не отличался ни порядком. Ни удобствами. Ни изысками. Печка. Круглый стол на кривых ножках. Перекошенный диван с тремя подушками. На стенах – заключенные в одну большую рамку фотографии. В углу – потрепанная гитара.
Типичный сельский дом. С запахом пригоревшей яичницы.
Я повела носом.
– Какая вкуснотища! Ты знаешь, Ромка, мне у тебя безумно нравится! – я бухнулась на диван. И он скрипнул. – Пожалуй, если ты не прогонишь, мы здесь прекрасно проведем время.
– Неужели все настолько серьезно? – нахмурился Ромка. – Ты же знаешь, Бегония. Я не поверю что ты со своим парнем хочешь здесь отдохнуть от забот праведных. Это далеко не комфортабельный курорт. Эта дыра не для королев и их рыцарей благородной породы. Это мне, после одного местечка, в котором я успел побывать, она кажется раем. Но для вас… Здесь протекает крыша. По ночам скребутся мыши. И нет водопровода…
– А по утрам можно купить у соседки – старушки парное молоко. А днем можно прогуляться по лесу. И объедаться сочной земляникой. А по ночам на крыльце, задрав голову, любоваться звездами… – продолжила я за Ромку. – Ты знаешь, Ромка, после того места где мы побывали. И где было так же красиво, как на кладбище. Твой дом нам кажется не просто райским уголком. Мертвая красота – это не красота, Ромка. В мертвой красоте всегда чувствуется приближение беды.
– Спасибо, Бегония. Ты всегда понимала меня лучше всех. И хотя я не могу подарить тебе великолепный букет, как этот, – Ромка кивнул на трехлитровую банку, в которую Локарев успел поставить розы. – Но и у меня есть для тебя небольшой подарок. И он очень живой.
– Неужели бегонии? – расхохоталась я. – Ты не исправим, Ромка.
Ромка притворно вздохнул.
– К сожалению. Меня-таки умудрились исправить. А эта бегония осталась еще с тех прелестных времен. Когда я тебе их таскал немерено. Помнишь? А эту не успел притащить… Но самое любопытное – что она не погибла. Хотя ее никто не поливал. Вот видишь, Королева! Я тебе не лгал. Можно выжить не только на расщелинах скал. Скажи, ты уже выжила, Королева?
– Выжила, Ромка. И теперь вообще не собираюсь умирать. Никогда.
Ромка мне подмигнул и скрылся в соседней комнате. А я, незаметно из-за плеча, посмотрела на Локарева. Он сидел на табурете, низко склонив голову. Он чувствовал себя лишним.
Ромка скоро вернулся с глиняным, потресканным в некоторых местах горшком, в котором пышно цвела бегония.
Это была самая красивая бегония из всех, которые мне когда-то таскал Ромка. Но мое сердце невольно сжалось. И нехорошее предчувствие подкралось к моему сердцу. Бегония была ярко желтой.
– Красиво, правда? – Ромка вытянул перед собой руки с цветком. Гордо встряхнул головой и протянул его мне.
– Нет, – тихо прошептала я. – Не надо, Ромка, пожалуйста, не надо.
Я растерянно качала головой.
– Эта бегония должна была умереть. Это ошибка…
