— Я вам приказываю в самое ближайшее время найти того, кто стрелял в нас. Предатель должен быть пойман. В народе идут всякие нездоровые разговоры. Люди обеспокоены. У жителей района нет уверенности… Вы должны положить конец такому положению в районе! Для этого вы и надели вот эту форму. Не забывайте, что вы — вооруженный солдат партии:
— Да, это я знаю.
— Народ должен спокойно работать. Пойми, Алеша!.. Для чего мы сидим здесь?
— Мы служим партии и народу. Товарищ Демиров, я — старый чекист, поседел на этой работе…
— Потому-то я и приказываю тебе, Алеша. Секретарь райкома требует от члена партии.
— Дело непростое, Таир. Мы допросили Ярмамеда и еще с десяток человек. Чувствую корни уходят глубоко…
— Пусть корни тянутся хоть к самому центру земли!.. Необходимо принять решительные меры. Но главное — результаты! — Демиров вернулся к столу, сел в кресло, закурил. После долгого молчания сказал негромко и спокойно: — Алеша, это все, ты можешь идти. Иди, но помни: я жду. Райком партии ждет. Тебе все ясно?
Гиясэддинов кивнул:
— Все ясно, товарищ секретарь.
Когда он ушел, Демиров опять погрузился в чтение бумаг. В одном из заявлений сообщалось, что председатель сельсовета деревни Махмудлу берет взятки. Демиров наложил резолюцию: «Тщательно проверить. Если факты подтвердятся, взяточника отдать под суд. Если это ложь — привлечь к ответственности клеветника!» Подумал, кому бы поручить исполнение. Написал сверху: «Товарищу Мадату разобраться». Решив не откладывать дела в долгий ящик, вызвал Мадата. Едва тот переступил порог кабинета, спросил:
— Как вы считаете, товарищ Мадат, можно ли поручить ответственному работнику райкома партии дело, которое требует следовательской сноровки? Иными словами, может ли работник райкома провести следствие по делу, в котором замешан председатель сельсовета, носящий звание члена партии?
— А почему же нет, товарищ Демиров? — ответил Мадат. — По-моему, не только может, но и должен.
Демиров протянул ему заявление со своей резолюцией:
— Тогда вот, познакомьтесь.
Мадат, пробежав глазами документ, задумался, затем высказал свое суждение:
— На это дело уйдет по крайней мере две недели. Только дорога, туда и обратно, займет неделю. Со многими придется поговорить, побеседовать. Речь идет о судьбе человека, ошибиться тут нельзя. Действительно, в подобных делах надо быть следователем, беспристрастным следователем.
— Наоборот, — прервал его Демиров, — вы должны быть очень пристрастным следователем. Вы — лицо, заинтересованное в истине. Вам понятна моя мысль, Мадат?
— Да, товарищ Демиров.
— Против срока не возражаю. Поезжайте.
— Разрешите, товарищ Демиров, взять с собой кого-нибудь?
Говорят, голова — хорошо, две — лучше…
— Не возражаю.
— Я возьму одного из инструкторов райкома.
— Только не Меджида, этого джигита в бурке. Скажу вам откровенно, Мадат, он мне не очень нравится.
— Товарищ Демиров, извините, но я с вами не согласен. Меджид неглупый человек, и, главное, деятельный.
— Нет, против Меджида я решительно возражаю. Возьмите с собой товарища Мурадзаде. В этого я верю. Чистое сердце. Не подхалим. Не лезет на глаза, как другие. Скромен, серьезен. Постоянно чувствует ответственность в работе, отстаивает только то, в чем твердо убежден. Я всегда верю тому документу, под которым стоит его подпись. Мурадзаде человек серьезный. Не забывайте: не все то золото, что блестит. Главное — содержание. Главное — внутренняя сущность человека, его душа, его мысли.
Демиров позвонил, вошел заведующий орготделом.
— Слушаю вас, товарищ секретарь.
Демиров протянул ему документ:
— Вот, зарегистрируйте эту бумагу и передайте ее под расписку товарищу Мадату. Кстати, прошу вас, товарищ Мирзоев, регистрировать все поступающие письма. Ни одно письмо, ни одна жалоба, ни одно заявление не должны затеряться, ибо за каждой такой бумажкой стоит человек, а иногда даже целый коллектив.
— Мы каждый день получаем пятьсот таких писем, товарищ Демиров, обиженным тоном сказал Мирзоев.
— Пусть даже тысячу. Каждое письмо необходимо рассмотреть и принять по нему меры. Ясно вам?
— Ясно.
Заведующий орготделом вышел.
