— Очевидно, их подстерегли в засаде!..
— Окружают!..
Намазгулу-киши, вырвавшись из рук Меджида, бросился вон с веранды, замер у изгороди. Он пристально вглядывался во тьму, сердце его взволнованно билось.
Рано утром Намазгулу-киши отправил в отряд Зюльмата осла, груженного чуреками. Осла сопровождал его девятилетний сын Оруджгулу. Мальчик должен был давно вернуться домой. Вот уже ночь, а его все нет. Оттого, возможно, Намазгулу-киши и вел себя на собрании не так, как надо, слишком горячился. Сейчас он был не на шутку встревожен и растерян. Намазгулу-киши боялся, что его сын попал в руки милиционеров. Тогда все раскроется! Раскроется его связь с бандитами. Если Оруджгулу схвачен, ему остается только одно — бежать из деревни, примкнуть к шайке Зюльмата.
Тарыверди тоже был перепуган не на шутку. Он знал, куда в утренних сумерках погнал осла сын тестя.
«Что делать?.. Что теперь делать?! — терзаясь, думал Намазгулу-киши. Неужели Оруджгулу попался?.. Тогда погиб мой дом! Проклятье всем! Будь проклят и Зюльмат, и этот райкомовский инструктор!..»
А перестрелка в горах разгоралась. Эхо усиливало звуки выстрелов. Казалось, вокруг деревни сражаются две многочисленные армии.
Было далеко за полночь. В фельдшерском пункте, где в глубоком забытьи лежал Заманов, остался только старый фельдшер.
Гашем Субханвердизаде и Дагбашев находились в соседней, смежной комнате, выходящей единственным окном в сад. Это была комната для гостей.
Субханвердизаде сидел, облокотясь на стол, подперев подбородок ладонями. Глаза его были закрыты. Он дремал. На столе, сбоку, горела лампа.
Дагбашев лежал в углу на красном шерстяном одеяле. Он даже не потрудился снять сапоги. Веки его тоже были смежены, но он не спал. Им владели дурные предчувствия.
Неожиданно кто-то тихо постучал снаружи в окно. Субханвердизаде открыл глаза, покосился на окошко. Никого. За окном была только тьма.
«Мерещится», — подумал он. Перевел взгляд на Дагбашева, желая узнать, спит ли тот.
В этот момент опять раздался стук в окно, тихо, едва слышно. Субханвердизаде обернулся и увидел прильнувшее к стеклу заросшее лицо Зюльмата. Субханвердизаде встал из-за стола, посмотрел на дверь, удостоверился, что она на запоре. Стук в окно повторился, но теперь звук прозвучал совсем иначе — резко, четко, хотя и не очень громко. Субханвердизаде взглянул. Зюльмат маузером делал ему знак: подойди! Взгляд Зюльмата пристальный, наглый, настороженный.
Субханвердизаде приблизился и услышал:
— Открой!
Он быстро распахнул окно. С минуту они молча смотрели друг другу в глаза, затем Зюльмат произнес сиплым шепотом:
— Гашем, надо спешить, у нас мало времени… Я пришел поговорить с тобой… Догадываешься, о чем?..
Субханвердизаде молча сделал Зюльмату знак рукой отойти в сторону. Тот продолжал стоять. Субханвердизаде прошел в угол, склонился над Дагбашевым, сказал тихо:
— Выйди, покарауль… Смотри, чтобы никто не подошел к двери комнаты. Живо!
Дагбашев быстро поднялся и, опасливо косясь на окно, за которым, подняв маузер, держа его у груди, стоял бандит, гроза района, вышел.
Зюльмат направил дуло маузера в сторону двери, недобро ухмыльнулся:
— Имей в виду, Гашем, дом окружен моими людьми. Если что… — Он выразительно помахал маузером. Субханвердизаде положил руку на грудь:
— Не думай так… О чем ты говоришь?.. Я — это я… Откуда у тебя эти необоснованные подозрения?..
Зюльмат не дал ему договорить:
— Короче говоря, Гашем, я выполнил твое задание. Все, о чем просишь меня ты, я выполняю…
Субханвердизаде сердито засопел:
— Он еще не перестал дышать… Кто может поручиться, что он не оживет?..
Брови Зюльмата взлетели вверх:
— Вот как?! Я думал, уже не дышит…
— Дышит. Но, кроме Заманова, должны перестать дышать еще несколько человек… Это еще не все!.
Воцарилось молчание.
— Мы голодаем, Гашем, — сказал наконец Зюльмат. — Мы давно подохли бы с голоду, если бы не Намазгулу-киши из Эзгилли, тесть батрака Тарыверди. Выручает нас.
— Разве другие деревни не в твоих руках? Я думал, у тебя везде есть люди.
Зюльмат покачал головой:
— У нас мало друзей. Нам трудно, Гашем. Говорю, мы голодаем. Пора убираться за Аракс, в Иран…
