— Ах, герр Михайлов! — сказал Фриц, — у меня есть еще до вас просьба… Извините, пожалуйста!
— Ну, говори, говори!
— Мы знаем, что вы искусны, не хуже самого амстердамского лекаря. Когда вы вынули Якову щепку из глаза, я видел, что у вас есть в кармане коробочка с разными щипчиками, клещами, ложечками, ножницами. Вот у моей бедной сестры Анны крепко ноет зуб, так что она ничего не может есть; посмотрите, пожалуйста, может быть, вы ей поможете.
— Слышишь, Лефорт! — сказал Михайлов незнакомцу, весело улыбнувшись. — Ты видишь, какие чудеса я здесь делаю.
Потом он придвинул лампу на край стола и посадил Анну на деревянный табурет.
— Ну, покажи мне твой больной зуб, — сказал он. Рассмотрев его внимательно, он продолжал:
— Этот зуб надо вырвать. Ты не боишься?
— А очень больно будет? — спросила Анна дрожащим голосом.
— Будет больно, только недолго, — отвечал Михайлов. — Зато после боль совершенно уймется. Лефорт, подержи ей голову, а ты, Фриц, посвети мне.
Михайлов вынул из своей лекарской готовальни зубные клещи, осторожно захватил зуб и проворно выдернул его, так что Анна успела только вскрикнуть.
Вместе с нею вскрикнул Фриц и чуть не уронил подсвечника.
— Что с тобою? — спросил Михайлов.
— Ничего!.. Ничего!.. — отвечал мальчик дрожащим голосом, устремив глаза на незнакомца, закутывающегося опять в плащ, по окончании операции. — Ничего… я испугался… я думал, что Аннушке очень больно…
— Нет, — отвечала девочка, — теперь мне гораздо легче.
Михайлов улыбнулся и, погладив Анну по голове, сказал:
— Ну, теперь ступайте, дети, поблагодарите маменьку.
Дети поблагодарили еще раз доброго и искусного врача–самоучку; потом Фриц поспешно вышел в сопровождении Анны.
Бегом вернулся он домой и, войдя в комнату, бросился к матери.
— Маменька, маменька! — вскричал он. — Что я видел…
— Что такое, дитя мое? — спросила Марта, встревоженная испуганным видом своего сына.
— У Михайлова был господин в мундире, со шпагой и с орденом на груди.
— Неужели? — вскричал в это время голос человека, которого Фриц и не заметил второпях. — Неужели? В мундире? Со шпагой? С орденом?
Человек этот был знакомый уже нам Польдерс, работник мельника Фоэрбука.
— Полно, Фриц! — сказала Марта, обеспокоенная неосторожностью сына. — Тебе показалось.
Фриц замолчал. При виде Польдерса, принесшего куль муки, он сам раскаялся в своей неосторожности.
— У русского был какой–то господин, — сказала Анна. — Я не заметила ни мундира, ни шпаги, ни ордена; он был закутан в плащ.
— Ага! — сказал Польдерс. — Закутан в плащ?
— Полно тебе слушать детей, — сказала Марта. — Как тебе не стыдно! Им померещилось, а ты и уши развесил!
— Да, да, им померещилось! — сказал Польдерс, исподлобья смотря на Марту. — Прощай, хозяйка, прощай! Остальной куль я принесу послезавтра.
— Спасибо, теперь не к спеху! — отвечала Марта, провожая работника. Потом она скоро вернулась в комнату и сказала сыну: — Как ты неосторожен, Фриц! Какой тебе господин в мундире примерещился?
— Право, маменька, — отвечал Фриц, — право, я видел господина в богатом мундире. Михайлов сидел, а он стоял перед ним почтительно.
Марта покачала головой.
— Странное дело! — сказала она. — Но все равно, не рассказывай никому того, что видел.
Польдерс между тем возвращался домой и твердил про себя:
— А! Герр русский плотник! К тебе ходят гости в мундире, со шпагами, в орденах! И гости твои кутаются в плащи! Ага, ага! Увидим!..
