Солнце едва задело верхушки крыш. Утро – не время иллюзий, да и откуда им быть в наш просвещенный век? Крыши, крыши, над ними голая Эйфелева башня. Впрочем, и вовсе не Эйфелева, ведь настоящая фамилия Эйфеля – Боникхаузен.
По утверждению справочника Мурра и швейцарской газеты «Констрюир», автор проекта башни – Морис Кехлен из Цюриха, а Александр Гюстав Эйфель – его шеф, как теперь принято говорить – представитель административно-командного аппарата.
Кехлен подчинялся Эйфелю и возглавлял в эйфелевом Обществе металлических конструкций проектное бюро. Он предложил построить высотную радиомачту и подготовил эскиз её, расчеты, чертежи. Сначала Эйфель отнесся к проекту холодно. Однако проект был отправлен на очередную выставку декоративного искусства с его подписью как руководителя Общества. Проект привлек всеобщее внимание. Но строительство башни оспаривалось. Петицию о запрете «варварского сооружения» подписали триста видных деятелей Франции. Среди них Гуно, Мопассан, Дюма-сын.
Согласились башню воздвигнуть временно. 31 марта 1889 года руководителем Общества металлических конструкций А-Г. Эйфелем (таким был его псевдоним) был поднят национальный флаг на трехсотметровой макушке башни Всемирной выставки.
Башня стала самым притягательным сооружением выставки. Плата за её смотровые площадки вскоре компенсировала расходы на строительство. Её не решились сносить. Она обессмертила имя Эйфеля, сделалась символом Парижа, а настоящий автор, «её отец», был забыт. Кехлен на 23 года пережил своего нещепетильного патрона и умер в безвестности в 1946 году. Впрочем, как утверждал Наполеон, «выиграл сражение не тот, кто дал хороший совет, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и приказал выполнить».
Башня стала символом. У подножия ее начинаются многие манифестации – прогрессивные, умеренные, самые реакционные. Недавно здесь промаршировали муниты – агенты Ассоциации за унификацию мирового христианства.
Перед приездом Горбачева в Париж (того самого первого официального в западные страны, «…чтобы снимать наслоения предыдущих лет…»), как утверждает журнал «Нувель обсерватер», муниты зафрахтовали дирижабль для сбрасывания листовок. Около миллиона долларов было истрачено сектой Муна на срыв встречи в верхах. Однако встреча прошла успешно, и наш совместный космический проект – один из её плодов.
Направляемся к Сене. Это от нас недалеко. Справа Дом инвалидов. По-французски название для нас странновато – Отель Инвалидов. Отель для одного. В саркофаге из цельного красного карельского мрамора (а французы пишут – из финского) покоится прах Наполеона.
Подходим к Сене. Через Сену в пределах Парижа перекинуто более тридцати мостов. Самый старый из них Пон Неф – Новый мост, построенный ещё при Генрихе IV. А действительно новый – Александра III заложен в 1896 году, во время пребывания в Париже Николая II. Он очень наряден. Идём по нему, разглядывая множество позеленевших фигур. Столбами опорами он чуточку родственен нашему Крымскому мосту.
Ну как не вспомнить здесь ВГИКовский маленький просмотровый зал, где мы познакомились с «Аталантой» Жана Виго. Именно в нём наряду с героями, на равных участвовали и парижские мосты. Да, фильмы не раз и не два водили нас на свидание с Парижем. И с Эйфелевой башней в «Париж уснул», в «Воображаемом путешествии» с химерами Нотр-Дама. «Большая прогулка» подарила нам Париж с высоты птичьего полёта. Так и тянет добавить к ним клеровский «Под крышами Парижа». Но нельзя, у Клера – павильонный фильм. И если из всех выбирать, то самое сильное впечатление оставили у меня мосты Виго.
Спешим к себе, на нашу скромную Ожеро. Восемь французских букв передают ее название и всего пять – русских.
Нас ждет красивый автобус. Начинается первый рабочий день. Заезжаем за медицинской группой. Она разместилась неподалеку, в маленькой гостинице «Божанси». Автобус въезжает в узенькую рю Дувивьер. И здесь слева и справа, залезая колесами на тротуар, выстроились ряды по-французски кургузых автомобильчиков.
Выделяется крошка «остин», имеющий старомодно-элегантный вид.
