светлым асфальтам этого
с латинским когда-то названием города
где покоится наша дудочка вечных лозоходцев
в поисках любви
милосердным грудям подавальщицы из буфета
богини ночной смены из-за которой сходили
с рельсов вагоны
огню иллюзий зажженному парнями
что все еще играют Perdido
в лесочке куда залетают среброгласые соловьи
расцветая в тени
грудам металлолома под белым криком акации
покрывающей женщин таящих
весенние гроздья веселья
морозному январскому дню на горе святого
где я собираю
обломки снов возвращающих ушедших друзей
и женщин которых я мог бы любить
3.
своевольной будлее ищущей свет на ничейной земле
и дарящей бабочку пропавшему без вести
что сидит как ни в чем не бывало на тротуаре
белым воротничкам и платанам на улице Команчини
в ожидании
итога пари на стакан вина с человеком
выскочившим на футбольное поле
красному знамени моего отца
которому не удалось перейти границу
когда его выследили черные псы
ядовитой ненависти
рассвету зарянки блинкующей
за придушенным скрипом
вагонов катящихся в тумане навстречу
тупиковому упору
Фалоппии-Ахерону под асфальтом
уносящему прачек и закаты
и кровь скотобойни и нашу струистую
отроческую мочу
заброшенному двору «Художественной фотографии
Данте Брунеля»
где черную свастику зачеркнул белый цветок
летящего ангела
старой женщине у которой при переезде в дом
на виа Соаве
чудом открылся третий глаз
видящий невидимое другим
девушке бросившейся чтобы забыть под поезд
и одинокой забывшей выключить газ
так что лицо в ожогах
всем им а также тем кого я забыл назвать
тем которые забывают
тем кто не говорит обо мне
тем о ком я не говорю
тем и другим
я посвящаю эту январскую оду.
В ожиданьи двенадцатого номера
сижу на скамейке и как может показаться
не обращаю внимания на
на то что происходит вокруг
на женщину косящую на оба глаза
на мужчину в инвалидной коляске
на хорошенькую велосипедистку
что в мою сторону даже не посмотрела
на первые осенние краски
на прохожих думающих на ходу кто о чем
на святого воина стража фонтана
грозящего мне своим мечом.
до рассвета все говорил
о вашем отсутствии в верхних комнатах
сохранивших следы песка и солнца
на страницах книг и стаканы с карандашами
и память о доме что на равнине
до рассвета дождь
говорил о вас крадясь по крыше
мочился под дверью
начинал и заканчивал вами
свой светлый рассказ
до рассвета
он скороговоркой
пересказывал наши воспоминанья
рассуждал о четных днях и нечетных
о времени пожирающем нас
