Владимир Александрович Тренин в царской России занимался строительством железных дорог. В частности, под его руководством строилась Рижская ж/д, тогда она называлась Виндавской и соединяла царскую Россию с Западом. Поскольку дедушке приходилось много ездить, у него был специально оборудованный вагон со всеми удобствами, вплоть до ванны и телефона. Были там спальня, кабинет, столовая, гостиная и комнаты врача и прислуги. Этот вагон присоединяли к составу, в зависимости от места назначения его работы. Вагон всегда сопровождал врач. Квартиры тоже менялись постоянно, т. к. приходилось жить в разных городах. Последним городом, где жила семья до революции, был Нижний Новгород. Там им принадлежал двухэтажный особняк в центре города. Он сохранился, т. к. после революции там разместилось какое-то учреждение. У дедушки была легковая машина, одна из первых в городе, а у детей — маленький пони. Воспитывались дети, как было положено в дворянских семьях. Языкам учили с детства, английский, французский, немецкий — обязательно. У папы был особый дар к языкам. Семья дедушки пользовалась большим уважением в городе. Дедушка был человеком отзывчивым, всегда готов был прийти на помощь.
В Москве папа читал лекции на литературных курсах по истории русской и зарубежной литературы. Блестящее знание пяти иностранных языков позволяло ему читать произведения в подлиннике. На его лекциях яблоку негде было упасть, так интересно они проходили, иногда в форме беседы — папа отвечал на вопросы, интересующие аудиторию.
На Арбате родители прожили три года. Я родилась в знаменитой клинике им. Грауэрмана. Родители занялись обменом комнаты на большую площадь. Жить в одной комнате стало тесно, да и лифт не всегда работал. Подниматься на 7-й этаж ежедневно с маленьким ребенком было довольно затруднительно. В результате переехали из центра города — Арбата в один из криминальных районов тогдашней Москвы — Замоскворечье. Дом, где мы стали жить, находился на Б. Серпуховской улице, вернее, в Партийном переулке, так он назывался в память В.И. Ленина. Здесь находился завод им. Владимира Ильича (бывший Михельсона), где в момент выступления Ленина на митинге его ранила Каплан.
Там поставили гранитную плиту с соответствующей надписью и был разбит скверик. Позже воздвигли памятник. Неподалеку находился продуктовый магазин, тоже «им. Ильича». Часто можно было слышать такой разговор — «Идите к Ильичу, там крупу дают» или «Где ты это купила?» — «Да у Ильича».
Наш район был неспокойный, улицы слабо освещены. Вечерами ходить было опасно. Если мама задерживалась, папа ее встречал. Иногда она просила постового милиционера проводить ее домой. Так от поста к посту ее провожали до самого дома. Тогда это было возможно.
Наш дом, одноэтажный бывший особняк одной семьи, превращенный в коммуналку, был деревянный, с печным отоплением. Мы занимали три комнаты с отдельным входом. Две из них, бывшие раньше залом и гостиной, сообщались между собой аркой с колоннами — это было необычно и красиво. Высокие лепные потолки с какими-то завитушками, голландские печи из белого кафеля, дубовые паркетные полы, натертые до блеска. Но самыми удивительными были окна — большие, как двери, из толстого стекла, так называемого «зеркального». Окна не имели переплетов, было сплошное стекло, как в витрине, назывались они — «Венские». Такие окна в те времена в жилых домах не делались, это было роскошью. Под окнами каждую весну цвела сирень. Комнаты хорошие, но не было удобств. За водой ходили с ведрами на колонку, умывались при помощи кувшина и таза. Печи топили дровами. Раз в неделю ходили в баню, благо она была рядом в переулке.
Позже, когда мамы уже не было на свете, Арсений Тарковский написал стихотворение «Первые свидания».
Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
<…>
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин, — когда
