Амбер взглянула на Мадлен и сказала без колебаний:
— Я дам тебе деньги. Не беспокойся об этом.
Бекки благодарно посмотрела на нее. Как бы сильно ей ни хотелось помочь Мадлен, не было никакой возможности достать триста фунтов без ведома ее матери, и в этом случае пришлось бы многое объяснять маме. А чем меньше родители будут знать об этой ситуации, тем лучше.
— Ты уверена, что для тебя это не составит труда? — спросила Мадлен, слезы ручьями стекали по ее лицу.
— Труда? Мадлен… не глупи. Я могу прямо сейчас принести тебе деньги, если хочешь. — Амбер поднялась.
— Нет-нет… Это не обязательно делать сейчас… Я лучше сначала туда позвоню и обо всем договорюсь, — сказала Мадлен, утирая лицо тыльной стороной ладони. Она не рассчитывала на такую щедрость. Она едва знала Амбер, прошло всего три месяца после ее возвращения из Рима. Приступ тошноты внезапно повторился, и ей пришлось выбежать в ванную.
— Бедная Мадлен, — сказала Амбер, глядя на Бекки. Внезапная неловкая тишина повисла между ними, впервые за десять лет, в течение которых они были друзьями. Бекки уставилась в пол. Амбер удивленно смотрела на нее. В один миг для нее словно все переменилось. Она не отваживалась спросить Бекки, была ли она… Но по ее реакции на несчастье Мадлен, тяжелому вздоху и волнениям Амбер поняла. Да, у Бекки тоже был сексуальный опыт, и увы, она, так же, как и Мадлен, не задумывалась о последствиях. Было много другого, о чем она задумывалась, здесь же вела себя совершенно легкомысленно. Бекки привела Мадлен в их маленький мир и сделала уютную старую дружбу их двоих новой дружбой — теперь их было трое. К счастью для всех, Амбер сразу полюбила Мадлен. И узы, так естественно связывающие Амбер и Бекки в течение многих лет, захватили и Мадлен вполне органично. А теперь Мадлен и Бекки сделали шаг вперед от своего детского возраста… И без нее… Она не торопилась их догнать, осознавая, что осталась позади. Ее даже не пугали последствия, хотя для Мадлен они были просто ужасающие. Амбер просто никогда не встречала человека, с которым ей хотелось бы это сделать. Каким-то образом для нее все мужчины измерялись той планкой мужественности, которую задавал Макс, излучающий огромную энергию и страсть.
Она встала с кровати и вышла.
Анджела повернула голову, когда Амбер постучала и зашла в комнату. Она осторожно поставила пустой стакан и изобразила улыбку на лице. Она с минуту слушала дочь, потом подошла к стулу возле окна. Она нашла мягкий кожаный кошелек в элегантной сумочке и извлекла оттуда толстую пачку банкнот.
— Вот, дорогая… Думаю, этого тебе хватит. Какого цвета ты хотела?
— Желтого, — ответила Амбер и глазом не моргнув. — Думаю, желтый смотрится красиво.
— Да, что-нибудь бодрое и яркое, — согласилась Анджела, возвращаясь к своему стулу. — И поздравь их от меня, ладно. Ведь я же с ней знакома, не так ли? — спросила она, внезапно взволновавшись.
— Конечно, мама. София часто к нам заходит. — Амбер сжимала банкноты в кулаке. Она двинулась обратно к двери. — Спасибо, — проговорила она, уже открывая дверь. — Думаю, свадьба будет замечательной. Я покажу тебе потом фотографии.
Анджела мечтательно кивнула, когда Амбер закрыла за собой дверь. К полудню ее мать уже забудет вообще о том, что Амбер заходила к ней в комнату и просила триста фунтов на наряд ее школьной подруге, которую пригласили на свадьбу.
Все трое встретились у входа на станцию «Лэндброук-Гроув» в девять часов в субботу две недели спустя. Погода переменилась — небольшие облака окрасили все в серый пасмурный цвет в соответствии с их настроением. Они купили билеты до Ричмонда и пошли наверх ждать поезда. Никто не говорил ни слова. Амбер хотела бы сказать что-то, сделать что-нибудь, чтобы Мадлен стало легче, но жесткое, сосредоточенное выражение на лице подруги не подразумевало сейчас никаких жестов проявления любви. Бекки тащилась позади них, выглядела потерянной и неуверенной в себе. Как и Амбер, она хотела обнять и пожалеть Мадлен, только не знала как. Подъехал поезд, открылись двери. И он поглотил их троих.
Мадлен сидела одна, отвернувшись от подруг, пытаясь сосредоточиться, всматриваясь в сады и овощные оранжереи, проплывающие за окном. Она не знала, что было хуже — думать о том, что должно было произойти, или о том, что уже случилось. Обе мысли приносили боль, а первая была настоящим испытанием. А последняя… Ей было трудно думать, что этого больше никогда может не произойти. Что после этого короткого эпизода в ее жизни никогда не будет никого, с кем она испытает подобный совершенно неожиданный взрыв эмоций, почувствует волны шокирующего вожделения, сильнейшего электрического разряда. Мадлен вспоминала тот момент, когда он кончил, лежа на ней, зарывшись лицом в ее шею… с болью? Она испуганно прикоснулась к нему, но его руки скользнули вниз по ее груди и мягкой коже живота, и по ней прошла удивительная волна тепла. Нет, не с болью. Она улыбалась… Это было просто великолепно. Она была замечательной, так он и сказал. Его слова снова прошлись благодарной волной по ее телу — от бедер к лицу. Она спрятала лицо в подушке, почувствовав теплые слезы счастья в уголках своих глаз, но прежде, чем она успела повернуться и ответить ему, кто-то позвал его снизу. Марк Дорман встал и оделся в считаные секунды. Он провел рукой по волосам и… исчез. Мадлен ждала, казалось, вечность, но он так и не вернулся. Потом медленно оделась, жар ее тела постепенно остыл, и она стала спускаться по лестнице. Она увидела, как он обнимал какую-то стройную молодую женщину в черном платье открытой спиной, его руки скользили под копной ее золотистых волос. Мадлен неслышно открыла дверь и выскользнула в прохладу ночи.
