— Какая там дружба! — Борков махнул рукой. — Что между нами общего?
— Мы уже дважды были полезны друг другу.
— Ну и хватит. Неужели не понятно?!
— Я бы так категорически не отказывался. У меня вы всегда найдете возможность заработать на карманные расходы. Есть много способов.
— На карманные расходы. Например?
Кока опустил глаза, долго рассматривал свои коротко остриженные ногти, наконец произнес:
— Боюсь говорить. Боюсь, не так поймете.
— Да уж пойму. До сих пор получалось.
— Ну хорошо. — Кока как бы собрался с духом. — Вы можете, например, раз в два-три месяца составлять для меня коротенький отчет, что вам приходилось делать на работе, лично вам. За хорошую плату…
Борков съежился при этих словах, но тут же принял злой и презрительный вид. Наступило долгое молчание. Борков смотрел на Коку, плотно сжав губы, словно решив не отвечать вообще. Это выглядело как предложение убираться к чертовой матери. Но Кока не отступал.
— Что же вы скажете?
— Вы, Николай Николаевич, сошли с ума. Обратитесь к психиатру.
— Это ничуть не страшнее, чем ваша машинка.
Борков порывисто встал, отшвырнул стул ногой и почти закричал:
— Ах, уже машинка — моя?! Не ваша, нет! Моя! — Он стоял над Кокой со сжатыми кулаками.
Переход от полного спокойствия к бурной вспышке был так неожидан, что старик на мгновение растерялся.
— Не волнуйтесь, Володя, — сказал он примирительно. — Я не вкладывал в свои слова никакого особого смысла.
— Это шантаж! — по-прежнему громко выкрикнул Борков. — Вы провокатор! На кого вы работаете, старая сволочь?!
Кока вздрогнул, как от пощечины.
— Я не заслужил… — начал было он, но Борков не дал договорить.
— Посмотрим! Я сейчас возьму тебя за шиворот и отвезу на Лубянку. — Сказав это, Борков сразу успокоился. — А ну-ка, одевайся, дорогой мой вербовщик, я тебя сейчас завербую куда надо.
Кока почувствовал, что наступил решающий момент. Он тоже поднялся и встал перед Борковым.
— Хорошо, мы пойдем. Но вы не учитываете одного важного обстоятельства.
— Не валяйте дурака, — отмахнулся Борков. — Обстоятельства яснее ясного.
— Может быть, нам лучше обсудить все мирно, без крика?
— Одевайтесь! — приказал Борков.
Тогда Кока сел и невозмутимым голосом заговорил монотонно, как будто читал вслух чужую речь.
— Должен предупредить вас о следующем. Мне известно все, что случилось с вами в Брюсселе. Я, конечно, скажу там, куда вы меня собираетесь вести, и о Брюсселе, и о долларах, и о сделанной вами машинке. После этого, надеюсь, ваша судьба будет ненамного слаще моей. Учитывая все это, вы должны понять, что ваше намерение непродуманно, более того — безрассудно.
Борков склонился над Кокой, опершись рукой о спинку его стула.
— При чем здесь Брюссель, старая крыса?
— Я не крыса и не сволочь, — задыхаясь, прошептал Кока. — Ты щенок! Я этого не забуду. Ты еще пожалеешь, что оскорблял меня. На, смотри!
С этими словами Кока вынул из того же кармана, что и деньги, другой пакет — в плотной черной фотографической бумаге — и швырнул его на стол.
Борков развернул пакет, извлек из него пачку фотографий и начал медленно перебирать их.
Кока следил за ним с неприкрытым злорадством, угадывая по выражению лица, какую он карточку рассматривает в данный момент.
Вот он, Борков, сидит с женщиной за столиком в ресторане, они смотрят, улыбаясь, друг на друга, с поднятыми бокалами в руках.
Борков и женщина танцуют.
Они же в номере гостиницы. Пьют вино.
Борков крупным планом — пьяное лицо.
На низкой кровати лежит Борков и рядом с ним в постели та же женщина.
Женщина обнимает и целует Боркова.
Борков и женщина. Оба раздетые.
Борков в трусах стоит около кровати и смотрит на дверь, а женщина держит в руках дамские принадлежности.
У кровати стоит растерянный Борков, рядом женщина с растрепанными волосами и двое полицейских в форме.
Борков и Филипп. Борков отсчитывает деньги.
Улица Брюсселя в яркий солнечный день. Метрдотель Филипп и Борков идут по тротуару плечом к плечу. Филипп смотрит прямо в объектив. Борков повернулся к своему спутнику и что-то говорит ему, протягивает большой сверток, который держит в левой руке. Вид у Боркова помятый и растерянный.