Для семнадцатилетнего подростка это было уже слишком, и Октавиан заболел. Когда Цезарь снова отправился в поход, на сей раз против сыновей Помпея, Октавиан был слишком слаб, чтобы последовать за ним.
«Не беда, – сказал Цезарь. – Главное – выздоравливай и присоединяйся, когда сможешь». Так Октавиан и поступил. Он добрался своим ходом, чуть не погибнув в кораблекрушении, и так впечатлил Цезаря своей отвагой, что диктатор включил Октавиана в свой штаб для разработки последующих кампаний против парфян на востоке и против даков к северу от Дуная. Но, прежде чем Октавиан сумел снова проявить себя, Цезарь решил, что он должен закончить свое образование в греческом городе Аполлония, который находился на территории современной Албании. Октавиан проходил там обучение вместе со своим другом Марком Випсанием Агриппой, когда из Рима пришли ужасные новости.
Рим был построен на желании аристократов добиться славы. Слава добывалась военными победами. Военные победы достигались посредством армии, которая была самой обученной и агрессивной на памяти мира.
На протяжении семи веков Рим непрерывно расширялся. Он поглотил соседние города, но жажда завоеваний не утолилась этим. Иногда старая гвардия ворчала из-за эгоцентричной одержимости славой, иногда Рим был втянут в конфликты помимо своей воли, но он всегда выходил победителем.
Северная Африка, Греция и Испания были присоединены к Римской империи – задолго до того, как у римлян появился император, – и казалось, никакая сила не в состоянии сопротивляться им. Словно в экосистеме появился новый хищник, превосходящий всех своей свирепостью. Однако с неизбежностью главный инструмент римского успеха обратился против самих римлян. Стало невозможным контролировать армию и полководцев.
Как и всё, чем занимались римляне, их политика была крайне состязательна. После изгнания римских царей в 509 году до н. э. общественным строем стала замысловатая квазидемократия, при которой аристократы боролись за государственные должности. Но демократия была хрупка и уязвима для людей с пылкими сердцами и острыми мечами. Бо́льшую часть I века до н. э. римский мир был отягощен гражданскими войнами, когда у одного военачальника за другим внезапно возникало раздувающее ноздри понимание, что государство было в опасности – и только он мог спасти Рим. Сулла сражался с Марием и наполнил город своими войсками. Он стал зачинщиком ужасающей чистки своих врагов, получившей название проскрипций, – когда на Форуме вывешивались имена жертв. А после того, как Цезарь повздорил с Помпеем, он решил, что находится выше закона. И в 49 году до н. э. полководец перешел Рубикон со своими легионами – что запрещалось законом – и, подобно Сулле, отправился маршем на Рим.
Цезарь стал диктатором и, по определению, пятном на конституции. Притворство демократии делалось мучительно неубедительным. Традиционные консерваторы и республиканцы роптали все сильнее.
Цезарь был голубых кровей, насколько это возможно, но другие аристократы негодовали из-за его броского популизма. Подозревали, что он хотел стать царем. Среди тех, кто испытывал глубокие сомнения, были знатные римляне вроде Брута и Кассия, а также оратор Цицерон, чье политическое мастерство не вполне соответствовало его литературному гению.
15 марта 44 года до н. э. Цезарь отправился в курию Помпея на заседание сената, обратив в шутку плохие сны жены и предупреждения прорицателя. Сначала он не понимал намерений собрания приблизительно из шестидесяти сенаторов, которые обступили его, обращаясь с петициями, заставив его своими поцелуями сесть на золоченый стул. Затем Цезарь почувствовал, как кто-то сдернул с него тогу, и его грудь обнажилась. «Но это же насилие!» – как говорили, пожаловался он. Потом Каска нанес ему первый удар, после чего диктатору снова и снова наносились ранения, от груди до чресел. Увидев, что одним из нападающих был Брут, чью мать Сервилию он любил в юности, Цезарь воскликнул: «И ты, дитя мое!»
Не желая, чтобы другие увидели его предсмертную агонию, он прикрыл свое лицо тогой и упал у ног статуи Помпея.
