Оба указанных русских перед началом переговоров с доктором Рицлером предъявили документ за подписью Дзержинского, удостоверяющий, что они являются работниками Чрезвычайной комиссии. У них были с собой акты, касающиеся австрийского графа Мирбаха. Они приехали в служебном автомобиле этого учреждения. Последующему утверждению, что удостоверение было поддельным, что оба эти лица по подозрении в неблагонадежности несколько дней назад были выведены из Чрезвычайной комиссии, не верит никто. Можно понять, что правительство, насколько это возможно, отделается от них обоих. Переговоры проходили в красном салоне, соединяющемся с танцевальным залом, который в свою очередь широким открытым проходом соединяется с вестибюлем. Дверной проем в жилую комнату был закрыт только шелковой портьерой. Вскоре после начала переговоров Блюмкин настоятельно просил, чтобы в них принял участие посланник, так как положение арестованного графа Мирбаха весьма серьезное. В отличие от первоначальных намерений, граф появился сразу, как только ему была передана просьба русских. Блюмкин продолжал свой доклад стоя, видимо, чтобы иметь возможность перебирать свои документы. В контексте сказанного были произнесены при этом примерно следующие слова: "Дело очень серьезное, речь идет о жизни и смерти графа Мирбаха". Вслед за этой репликой Блюмкин выхватил из портфеля браунинг и произвел несколько выстрелов, пять или шесть, в графа и других немцев, не попав ни в кого из них. Сомнительно, чтобы стрелял и Андреев, который как бы из скромности, а в действительности, чтобы прикрывать от возможного нападения и обеспечить отход, находился у прохода в зал.
Подробности событий после первого выстрела в точности установить уже никогда не удастся. Не исключено, что русский, угрожая пистолетом или предупредительными выстрелами, удерживал Рицлера и Мюллера на месте или принуждал их отойти. В это время граф Мирбах - к сожалению, как и сопровождавшие его, безоружный - чтобы не находиться между двумя врагами, бросился в зал. Там его и настигла смертельная пуля, выпущенная, видимо, Андреевым. Все произошло за несколько секунд. Стечение трагических обстоятельств было столь молниеносным, что другие обитатели дома, из которых несколько человек находились в вестибюле, а один - в жилой комнате, вмешаться в ход событий не могли. Убийцы весьма искусно прикрыли свой отход. Прежде чем выпрыгнуть через окно в палисадник, они бросили две упомянутые бомбы, отсекая тем самым путь возможной погони. Первым в двери оказался камердинер графа Мирбаха, верно служивший ему в течение 24 лет; взрывом он был отброшен назад. Побег убийц я уже описал выше. Преодолевая забор, Блюмкин, должно быть, поранил руку, о чем газеты его партии сообщили с такой гордостью, будто эта рана была добыта в рыцарском бою.
9 июля.
Вчера, в понедельник, в 3 часа дня состоялась панихида по нашему мужественному графу Мирбаху. Русское правительство из-за невыясненных отношений не только не было приглашено участвовать в панихиде, но даже не поставлено официально в известность о предстоящей отдаче почестей доблестному человеку, ставшему жертвой ничем не оправданной ненависти. Мы не желали видеть среди нас в этой обстановке народных комиссаров, не принявших никаких мер для пресечения разнузданной травли и неоднократных угроз применения насилия в отношении ненавистных немцев. Не прошло незамеченным и то, что в день совершения убийства пресса правых и левых социалистов-революционеров открыто отмечала, что оно произошло не только с ведома, но и по указанию партийного руководства.
Таким образом, собрались только члены немецкой колонии, представители союзных стран, нейтральных генеральных консульств, проживающих в Москве балтийцев и русские немцы. Было также много шведов, так много сделавших до нашего приезда для разрешения вопроса о наших военнопленных.
После окончания панихиды, совершенной польскими священниками, Рицлер зачитал краткую траурную речь со словами скорби по убитому посланнику, отдав должное его заслугам. Не скрою, что, на мой взгляд, здесь было бы уместно сказать крепкое немецкое словечко перед лицом врага в адрес жалких убийц и их подстрекателей. Но я всего лишь солдат и мне, наверное, не достает дипломатии. Однако многие из присутствующих позже высказали такую же мысль. Затем с короткой речью на французском языке выступил турецкий посланник Кемали-бей. Он сказал хорошие слова и закончил так: "Я могу только желать, чтобы моя жизнь закончилась такой же геройской смертью за свою отчизну".
