В контексте нашей тогдашней политики было совершенно естественным подписание
29 августа 1918 г. в Берлине, а затем и ратификация так называемых Дополнительных договоров. Они сначала обидели наших союзников, особенно турок, и притом весьма существенно, тем более, что перед подписанием этих договоров мы не известили их об этом; с другой стороны, нам было крайне необходимо их согласие с пунктом об оставлении ими Баку и с рядом других политических и экономических соглашений с заинтересованными державами. Тогда мы брали бы на себя обязательства и дальше играть роль защитника советской республики, но по-прежнему увязали в полумерах, так как одновременно мы навязывали противнику такие условия, кои не оставляли надежд на хорошие взаимоотношения.
Мы усиливали до предела враждебность кремлевского правительства к кайзеровской Германии, уже и без того обусловленную переговорами в Бресте, однако в то же время укрепляли ее господство. Россия поставила свою подпись с целью получить передышку и выиграть время и совершенно точно знала, что эти договоры никогда не могли бы быть выполнены. Зато согласие Германии на отмену прав немцев в России на частную собственность действительно содержалось в этих договорах. Нашим представителям не хватило чувства реальности, они оказались в плену самообольщения и недостаточно планомерного мышления, тогда как русские четко и сознательно шли к своей цели.
Я решительнейшим образом отвергаю бывшего рейхсминистра финансов М. Эрцбергера как человека и политика и по-прежнему сожалею о том, что такой человек мог вообще играть в Германии какую-либо роль; что объединившиеся в центре германские католики не проявили достаточного политического такта, что они, кроме того, не вынудили его вообще исчезнуть из общественной жизни. Однако я должен согласиться с каждым словом доводов Эрцбергера в его книге "Пережитое в мировой войне" на стр. 246--249, касающихся Дополнительных договоров с Россией. Там автор убедительнейшим образом показывает нереальность и пагубность всех положений этих соглашений. Особенно интересно показано отношение г-на Иоффе и его людей к этим договорам, которые видели в них лишь возможность выиграть время в ожидании начала революции в Германии.
Здесь надо снова подчеркнуть, что наше внешнеполитическое ведомство ради этих договоров не потребовало удовлетворения за убийство нашего посланника и не встало на защиту немецкой чести и авторитета Германии; что ради этих пустых пунктов г-н Гельферих и все члены московской миссии были, дескать, заподозрены в трусости. На самом же деле единственной целью МИДа было убедить правительство Советов в нашем желании добиться тесных отношений.
Самоуверенность русских, столь впечатляюще показанная г-ном Эрцбергером, имела основания. Из того почетного неравенства, которое армии Четверного союза не могли долго преодолеть перед лицом такой сверхдержавы, несмотря на все жертвы и победы, в результате внутренних раздоров, порожденных предательством, сравнительно легко давшим ростки среди населения из-за всяческих нехваток и голода, а также при поддержке русской агитации и русских денег - в результате всего этого пришло позорное крушение. После четверти века бессистемной внешней политики пришлось использовать нашу армию, лучшую, какую когда-либо видел мир, пришлось в 1914 году использовать в неблагоприятных условиях - с целью продолжения обанкротившейся политики иными средствами. Из неблагоприятных в военном и экономическом отношении условий для ведения войны сложилось, опять-таки вследствие провала нашего государственного искусства, безнадежное противостояние против большей части земного шара. Из-за слабости и бессистемности внутренней политики, в результате русского влияния, от коего мы не защищались, возникла в конечном счете революция в Германии, как удар ножом в спину.
Здесь должно и можно оставить без проверки и оценки вопрос о том, был ли возможен какой-либо более благоприятный исход этой войны при условии лучшего сотрудничества военных и гражданских ведомств в результате своевременного налаживания взаимодействия. Но опять следует подчеркнуть, что армия, при столь безнадежных обстоятельствах не только воевавшая до конца, но и не раз приближавшая нас к окончательной победе, могла бы действительно принести Германии победу, если бы наша политика оказалась в состоянии создать хотя бы временную коалицию на нашей стороне для уже давно назревшего решения.