— Готовьсь! По правому борту враг! Бутылку рому — и о-го-го тому, кто распорет ему брюхо!
Вы уже, конечно, догадались, что и Мальчишка считал себя не просто маленьким мальчиком. В глубине души он был настоящим пиратом, который тысячу раз бороздил моря и океаны, знает Магелланов пролив как свои пять пальцев, а имя и громкая слава о его жутких подвигах заставляют бледнеть самых бывалых моряков. За одно утро он мог ограбить дюжину кораблей и так ловко и хитро припрятать сокровища, что найти их не сумел бы никто на свете.
Человеку постороннему, случайному могло показаться, что у Мальчишки, как обычно, два глаза. Но сам-то он считал себя одноглазым, потерявшим один глаз в рукопашной схватке где-то в Гибралтаре. Когда Мальчишку окликали его обычным детским именем, он только ухмылялся.
«Знали бы они, кто я на самом деле, — думал он, — поостереглись бы иметь со мной дело».
Да и его облезлая обезьянка была не просто игрушкой.
«Это моя старая добрая шуба, — говаривал он. — Она согревает меня в самые лютые холода!»
Вот так и сидели они однажды, каждый сам по себе, витая в мечтах о воображаемой жизни. Жаркое солнце пекло и парило, как накрытый полотенцем чайник с кипятком. Луговые цветы застыли в неподвижности, точно фарфоровые. В небе, как заведённые, пели и пели жаворонки, будто ничего другого делать не умели.
Гусиная Пастушка сидела со своими гусями, Свинопас — в окружении своих свиней. Осёл пасся на лугу, а Жаба дремала под камнем в ручье. Мальчишка лежал на мосту, обсуждая со своей обезьянкой планы будущих сражений.
Вдруг Осёл фыркнул и насторожённо повёл длинными ушами. Всё, казалось, было как обычно. Жаворонки щебетали над головой, ручей журчал у ног. И всё же к этим привычным звукам примешивалось эхо незнакомых шагов.
И верно! Вскоре на тропинке, ведущей к ручью, показался человек, одетый в такие лохмотья, что и живого места на них не найти — заплата на заплате, дыра на дыре. Из-под полей его шляпы свисали седые пряди, а лицо было бурым от солнца. Он легко шёл, припадая на одну ногу. Мнимая хромота его объяснялась очень просто: на правую ногу был напялен изодранный башмак, а другая шлёпала в дырявой тапочке. Да, такого оборванца ещё поискать!
Но убогий вид не смущал его нисколько. Наоборот, незнакомец будто гордился своими обносками. С беспечной улыбкой, весело насвистывая, он грыз на ходу чёрствую корку и заедал её маринованной луковицей.
Завидев собравшуюся на лугу компанию, человек остановился. И мелодия, что он насвистывал, разом оборвалась на самой высокой нотке.
— Отличный денёк! — вежливо обратился он к Пастушке, сняв шляпу и раскланиваясь.
Она смерила его высокомерным взглядом и не удостоила ответом. Но Бродягу это не смутило.
— Вы что, поссорились? — спросил он, кивая на Свинопаса.
— Поссорились? Какие глупости! Я даже не знаю его! — с негодованием воскликнула Пастушка.
— Пустяки! — весело улыбнулся Бродяга. — Да я вас мигом познакомлю!
— Ни за что! — замотала она головой. — Я и Свинопас? Вы не думайте, на самом деле я принцесса!
— Вот так штука! — изумился Бродяга. — В таком случае не смею задерживать! У вас во дворце, наверное, работы невпроворот!
— Какой ещё работы? — не поняла Пастушка.
Теперь настала её очередь удивляться. Она была уверена, что принцессы целыми днями валяются на подушках в окружении слуг, готовых тотчас выполнить любое их желание.
— А как же! Терпеливо вышивать с утра до вечера! Соблюдать этикет! Благосклонно принимать ухаживания надоедливых кавалеров. В сотый и тысячный раз выслушивать три загадки Короля, одна ovnee другой! Не всякая принцесса может выкроить минутку, чтобы от так беззаботно посидеть на солнышке с гусями.
— А жемчужная корона? А танцы с прекрасным сыном заморского Султана? — не унималась Пастушка.
— Жемчужная корона? Танцы? Ха-ха-ха! Ой, уморила! — корчился от смеха Бродяга. — Все эти короны тяжелы, как свинцовые. На лбу от них остаются рубцы да мозоли. А про танцы и говорить нечего. Уж вам-то должно быть хорошо известно, что принцесса обязана сначала танцевать со старыми друзьями Короля-отца. Потом с Камергером двора его величества. Потом с Лорд-канцлером и, конечно же с Хранителем Королевской Печати. Когда наконец дойдёт очередь до сына Султана, ему пора будет отправляться домой.
