— Без любви к строевой ни один человек не может правильно (!) ходить по земле.
Старшина, зацикленный на заправке коек и чистоте сапог, постоянно твердил:
— Кровать заправляется автоматическим движением рук ниже пояса. — Или: — Завтра на фронт — а у вас грязные сапоги!!
Взводный Артур, способный лишить рассудка любого курсанта, не вызубрившего каждый параграф очередного устава, вдалбливал:
— Учите уставы — здоровее будете!
Политрук самым серьезным образом убеждал:
— Я вас научу любить Родину!
Помимо основного набора военных наук мы также мыли посуду, отчищали огромные пузатые котлы от копоти и накипи, убирали мусор, драили до блеска полы в казарме, рубили и пилили дрова, швабрили клозет, лестницу… Все это — и учение, и хозработы — доставалось мне труднее, чем многим курсантам, пока я не втянулся в суровую солдатскую жизнь.
По ночам в казарме шла своя, иная жизнь. Сашка Рыжиков, например, давал сольные концерты — и какие! Прямо как в театре! Правда, после нескольких ночных выступлений гитару у него отобрали. Однажды ночью внезапно явился старшина, гаркнул:
— Здесь вам не «малина»! — и выхватил у Сашки гитару. — Верну, когда поедешь на фронт!
Сашка маялся, скучал без гитары, однажды даже заплакал… И продолжал петь. Назло. Мол, и без гитары могу! Его слушали и без гитары — ликовали, хлопали. Но он, видно, обиделся и затаился.
Доскажу, забегая вперед, историю о гитаристе и его гитаре.
Через месяц Рыжикова вызвал командир батальона и пообещал вернуть гитару, если курсант будет участвовать в большом концерте 23 февраля, в День Красной Армии: прочтет стихи Маяковского о Красной Армии, сопровождая их игрой на гитаре. Сашка отказался. Прошел еще месяц. Учился Сашка не хуже других; взводный, лейтенант Артур, даже приметил в нем на стрельбище талант — точный глазомер — и стал тренировать курсанта к показательным стрельбам. Чего он только не обещал Сашке: и отдать гитару, и наградить значком «Ворошиловский стрелок», и присвоить звание сержанта… если курсант Рыжиков достойно представит взвод на стрельбах батальона. Сашка не покорился и лейтенанту: стрелял скверно. Потому гитары так и не увидел.
В лыжном спорте Рыжиков всегда был одним из первых. Но на показательных соревнованиях пришел последним. Поведение курсанта разозлило Артура, и вместо гитары он при первой же Сашкиной оплошности влепил ему пару нарядов вне очереди.
Вот так и получилось, что угроза старшины сбылась: свою гитару строптивый курсант получил, лишь уезжая на фронт.
Вскоре после изъятия гитары произошло новое ночное ЧП. В казарму ворвался старшина и конфисковал у заядлых картежников две колоды карт. Прозвучали знакомые слова:
— Здесь вам не «малина»! Вы в казарме! Здесь в карты запрещено играть!
Миновала неделя, и старшина накрыл игроков в кости на деньги.
Казарма всполошилась! Откуда старшина все знает? Неужели кто-то из своих капает? Возникли подозрения. Сразу появилась какая-то неловкость в отношениях. Но это продолжалось недолго. В подобных случаях всегда находится человек, который добровольно берет на себя обязанности сыщика. Несколько дней расследования, и наш детектив установил два неоспоримых факта: кто и как. Доносчиком оказался маленький толстенький Феденька с узкими бегающими глазками. В послеобеденный час отдыха, самое благословенное время, он бегал с «докладом» к старшине. Выследив Феденьку, когда тот направился в каптерку, наш сыщик подкрался к двери и услышал примерно такой диалог:
Старшина:
— Вот тебе, курсант, семь мармеладок.
Феденька:
— Товарищ старшина, вы обещали десять.
Старшина:
— Хватит с тебя и семи. Узнаешь что новое — получишь еще.
Суд был скорый. Так решила казарма. Выражая общее мнение, кто-то сказал:
— Надо отучить эту тварь продавать товарищей!
Два дня Феденьку сбрасывали с «очка» в уборной, приговаривая: «Высри мармеладки в свои подштанники, гад!» Больше в той уборной Феденьку не замечали, видно, бегал на другой этаж. На этом не остановились. Последовало новое наказание: укутали предателя в одеяло и избили по-черному. Сброшенный с койки, он долго лежал на полу, стонал и плакал.
