Тошнота всё больше усиливалась, руки тряслись. Пошарил в карманах. Полтинник. Вот это да, откуда? Вышел на улицу. Солнце резануло глаза. Достал очки. Одно стекло было раздавлено. «Жаль, классные были очки», — равнодушно подумал Рыжий и швырнул их в урну. В гастрономе было пусто. Два человека стояли у окна в винном и похмелялись. Рыжий взял бутылку водки, пиво. Так, сегодня вторник. Надо быть в форме. Завтра среда. И тут он увидел в дверях знакомое лицо. Это была его бывшая, третья, жена. Он не смог скрыть своего присутствия.
— Привет.
— Привет. Ну что, жив ещё? — спрсила она, оглядев его с ног до головы.
— Да вот, помаленьку, — как бы извиняясь, сдавленно произнес Рыжий. — Галя, давай зайдём ко мне, поговорим?
— А зачем? Мы уже всё друг другу сказали, — красиво подняв одну бровь, невозмутимо ответила Галина и направилась в мясной отдел.
— Ну, Галка, брось, ты же знаешь, что я всегда любил тебя. Просто тебе не хватило терпения.
— Знаешь что, — оборвала его Галя, — любил ты всегда только своих проституток и, пожалуйста, оставь меня в покое.
Рыжий, с похмелья помутившись рассудком, почему-то упорно не хотел отступать. Он подошёл сзади и громко спросил на весь магазин: «Мадам, вы будете крайней?» Галина вышла из очереди и направилась к выходу. Рыжий полетел следом. На улице он догнал её и схватил за руку.
— Подожди, давай спокойно поговорим.
— Клоун, что ты хочешь, у меня давно другая жизнь.
— Я знаю, со мной тяжело, но я ведь тоже человек, ну давай поговорим, — умолял он.
— О чём? — Галина спокойно улыбнулась.
— Пойдём ко мне в мастерскую, — он вёл себя как человек, которому доверили подержать хрустальную вазу ценой в миллион долларов. Но, несмотря на уже высказанное нежелание, Галина вдруг согласилась. Рыжий умел уговаривать. Они вошли. Галя сделала кислую физиономию.
— Господи, как мне это всё знакомо. Ты так и помрёшь здесь, среди пустых бутылок, окурков и объедков, да ещё и проститутка очередная убежит и скорую помощь не вызовет. Ты же видишь в женщине лишь одно.
— Не понял, что — одно? — удивленно произнес Рыжий.
— А то одно — чтобы делала то, что ты хочешь, но при этом была потаскухой. Нормальные женщины для тебя не пара. Они ведь уважают себя, а тебе этого не нужно. Эх, ты, — укоризненно покачала головой Галина, — ведь уже виски седые. Дети выросли. — Она присела на самый краешек дивана. — Наверняка этот диван такого навидался — сидеть противно.
Рыжий присел на стул напротив Галины и опустил голову.
— Вот всё ты меня обвиняешь. А я вот, представь себе, всё иначе вижу. Хочется мне чистого, настоящего. Не получилось у нас с тобой. Лопнула чашка — не склеишь. А я ведь любил тебя.
— Ну что ты врешь, какая любовь. Я в институте училась, ребенка маме отдала, думала нам легче будет. А ты шлюх водил домой, шалман устроил. Не стеснялся в нашу кровать их укладывать. А друзья твои? Нужен ты им был, когда деньги у тебя были или чтоб в твою мастерскую прийти нажраться, — от горьких воспоминаний Галина потеряла невозмутимость.
— А давай выпьем по маленькой, — робко предложил Рыжий.
— А давай, — неожиданно и даже как-то отчаянно согласилась она.
Рыжий налил. Они подняли стаканы и выпили не чокаясь.
— Знаешь, Галка, я ведь только сейчас начал понимать людей, проживших всю жизнь вместе. Ни разу не изменяя друг другу. Это богатство. Я ведь столько наворочал, но все равно цепляюсь за добро. Ты человек замечательный, правильный. А я эгоист. Сам себя простить не могу, что испортил тебе несколько лет жизни.
— Лет? — всю жизнь! — вынесла сама себе окончательный приговор Галина. Она поднялась и молча ушла. Рыжий не стал ее догонять. Ему нечего было больше сказать этой женщине.
Сел на диван и закурил. Он вдруг вспомнил, как они с Галей познакомились. Как она была влюблена в него, гордилась, что он молодой и уже известный художник, а она, студентка института, убегала к нему, женатику. Другие ходили в походы, на вечеринки, концерты, а она, затворница, сидела дома и ждала, когда он вырвется из-за семейного стола и пьяным голосом из телефона-автомата будет заверять ее в любви и верности и просить подождать. Она дождалась. Все вспоминал Сергей. И хорошее, и плохое. Только ведь он точно знал, что ему мало будет жены, семьи. Ему нужен порыв. Его творчеством всегда двигали потрясения и контрасты. И влюблённость. В друзей и женщин. Он находил новых друзей и новых подруг. Он расставался с ними так же легко, как и находил. Это был горный бурлящий поток, где его кувыркало и било о пороги, а то и просто выбрасывало на берег, но всё равно он возвращался в несущийся с бешеной силой поток его жизни. И сам не осознавал, что будет дальше с ним, с его близкими людьми.