«Н-да, многое в моей жизни меняется, — усмехнулся я, топчась у дверей милиции. — Из мира привычных плоскостей я как бы перехожу в новое, другое измерение… Ну что ж. Если уж переходить, так сразу, не колеблясь».
И, растоптав в снегу недокуренную папиросу, я толкнул тяжелую, обитую войлоком дверь.
* * *
Начальник оперативного отдела старший лейтенант милиции Анатолий Хижняк был человеком немолодым и, видимо, сильно усталым. Плохо выбритое, костлявое лицо его испещряли морщины, голос звучал тускло, хриповато. Порывшись в бумагах, он сказал:
— Нет, в очурской тайге за последнее время никаких трупов обнаружено не было.
Хижняк поскреб щетину на подбородке. И поднял ко мне покрасневшие, воспаленные глаза.
— В другом селе Белый Яр, действительно, произошло недавно убийство. Но преступление уже раскрыто, убийца задержан. Скоро будет суд… Вот так. А в Очурах, в общем, пока тихо.
— Есть, однако, люди, — проговорил я с сомнением, — которые утверждают, что там орудует какая-то банда.
— Банда там, это верно, была, — подтвердил инспектор, — но мы ее здорово потрепали, и она — по агентурным сведениям — перебазировалась в северные районы. Можете так и написать!
Войдя к нему, я сразу же представился журналистом, предъявил удостоверение внештатного корреспондента, и он теперь думал, будто я собираю материал для своей газеты.
— Да, можете так написать. Ушла после столкновения с нашей оперативной группой.
— Ушла когда?
— С весны прошлого года.
Он промолчал. И вдруг, прищурившись, спросил меня:
— Вы говорите, есть какие-то люди, которые утверждают… Это кто же, а? Уж не Алешка ли Болотов?
Я даже покачнулся от удивления; вот этого, признаться, я никак не ожидал! Неужели он знает Алексея и все, что связано с ним?
— Я все знаю, — покивал с усмешечкой Хижняк. — А как же! Такая уж моя обязанность. Но должен вам сразу сказать: то, что Алексей утверждает, — бред, пустяки.
— Почему же? Мне это, наоборот, показалось весьма серьезным.
— Да ведь он же псих! Или же, что еще более вероятно, простой симулянт, притворщик. Выдумал историю с бандой и кантуется теперь… Легкую жизнь себе сыскал… У него ведь временная инвалидность, «вторая группа», так что пенсия обеспечена.
— Ну, пенсия-то, я думаю, пустяковая.
— А много ли ему надо — в избе своей сидючи?
— Вы вообще-то говорили с ним?
— С ним лично — нет. Но к нам приходила Макаровна, ею мать; она все рассказала…
— Что же именно?
— Да все! Как он ехал по тайге, как увидел бандитов. Они хотели его задержать, но он якобы испугался и уехал… И теперь он, видите ли, не спит, психует, боится преследования… В общем, чепуха какая-то.
Я тут же подумал: ага! Об убийстве Алексей не сказал своей матери ни слова. Скрыл от нее эту деталь. Почему? Хотя понятно… Значит, он и вправду задавил кого-то! Иначе, если бы он фантазировал, бредил, зачем бы ему было скрывать?
Зазвонил телефон. Хижняк снял трубку, вслушался. И сразу же нахмурился, помрачнел.
Затем он вновь обратился ко мне. Но говорил он теперь быстро, заметно нервничая, искоса поглядывая на часы.
— По просьбе его матери мы даже посылали в Очуры сотрудников. Трое суток они там торчали — охраняли дом, проверяли обстановку… Ну и, конечно, все оказалось блефом! Вот так. И хватит об этом.
И он поднялся, складывая бумаги и давая мне тем самым понять, что аудиенция кончена.
Выйдя из милиции, я пошагал к районной чайной, где меня по уговору должен был ждать баянист.
Он уже был там. И успел распорядиться насчет закуски и графинчика (в сибирских чайных подают, в основном, не чай, а водку). И сидел, развалясь на стуле, о чем-то толкуя с неизвестным мне высоким худым парнем. Внешность у парня была запоминающаяся. В густой его черной шевелюре белела узкая, словно нарисованная, седая прядка. А рот был набит металлическими зубами.
Увидев меня, Петр привстал, махнул призывно рукою. Парень же мгновенно исчез.
— Кто это был? — поинтересовался я рассеянно.
— Один знакомый, — пробормотал Петр.
И он внимательно глянул на меня.
— Что у тебя за секреты с лягавыми?
— Да так, пустяки, — ответил я, — надо было оформить прописку…
