все наперечет,
в перелетах коридорных,
задом наперед,
четко, буднично, проворно,
будто бы отчет,
фильм о жизни моей вздорной,
крутит рыжий черт,
чудный черт
в ермолке черной,
Вот он где, расчет
чтобы вспоминал покорно,
чтоб поставить в счет,
окончательный, бесспорный,
только тут просчет,
Не согласен, не готов я,
пусть немало лет
прожил я,
еще здоров я,
труд, диета, бег,
по утрам -
бассейн, зарядка,
за собой слежу,
сердце, печень, стул -
в порядке,
справку покажу,
я работаю,
зарплата
так нужна -
долги,
внуки -
чудные ребята...
слушай, погоди,
не тащи меня в бездонный,
сумеречный мрак,
в жалкий путь односторонний...
... знаю, что дурак,
что так лучше, чем в палате,
с воплями в ночи,
что с инфузией, в халате,
смоченным в мочи,
проклинать себя я буду
с рвотою взахлеб,
что подарком твоим чудным,
друг мой, пренебрег...
знаю, лучше так, - нежданно,
знаю, жизнь я
прожил тускло, бесталанно,
изменить нельзя
ничего,
и неприлично
плакаться - прошу
честно,
пусть и нелогично,
брат,
я -
быть хочу...
3
Я не знаю, кто он, где он,
как его зовут,
и зачем он, вредный демон,
выскочка и шут,
сделал так , что мозг усталый,
вялый и больной
вдруг предстал концертным залом,
и наперебой
струны страстно простонали,
строясь под настрой,
трубы грубо забурчали,
брызгая слюной,
и замолкли,
все застряло,
но веселый, злой,
дерзкий дирижер бывалый
с рыжей бородой
вскинул крылья пятипалые
и проткнул иглой
тишину,
загрохотало,
как перед грозою,
громом барабанных палиц,
скрипки со слезою
раздраженно задрожали,
а кларнеты, ноя,
заклинания клокотали,
но тарелок злое
горе молнией сверкало,
трубы и гобои
хрипло, матерно взывали,
будто с перепою,
к справедливости,
и звали,
всех на бой, на бой -
со мною
Вал взбесившихся аккордов,
свежих, как весна,
трепетно звенящих, гордых,
окатил меня,
изодрал личины, маски
и сорвал с лица,
смыл с души белила, краски
грима,
до конца
развалил ограды, стены,
раскрошил броню,
и затих...,
но пьяно пены
рыскало по дну
с обыском
- Провал, измена,
брызнули смычки
в скерцо нервном и надменном,
сволочь, сжег-таки
все, что было,
не успели,
если б хоть клочки
тех звучаний уцелели,
если б хоть клочки...
Слезы мандалинных трелей
каплями текли
в пепел, где бесстыдно тлели
в искрах угольки
стыдных вожделений тела
Ну и чудаки,
мрачно промычало чело,
я же вас учил,
я ж вам пел (а может -- пело?),
стонами в ночи,
человечество сумело
подобрать ключи
к долголетию лишь тела,
нету ни души
в этом теле прогорелом,
лучше не ищи...
Бродят по Земле умелые,
крепкие в кости,
толпы бодрых,
пустотелых
тел,
ты их прости...
Спором вздорным изможденный
вымотан, без сил,
разоренный, осужденный,
я не уследил
за флейтистом беспардонным,
вдруг заголосил,
как козел на стадионе,
всплакал и взгрустил
блеющим хасидским стоном,
но притормозил,
и пошел,
вначале сонно,
будто позабыл
он мелодию спросонья...
а потом сложил
мне в подарок танец скромный,
я -
примерз, застыл
и пустился в пляс, бездомный,
в сторону могил,
где в толпе глухой и темной
кадиш говорил
по отцу я,
видно, помер,
я и позабыл,
как же так...
отец? -
вот номер...
кто-то попросил
подойти к окну в том доме,
где еще коптил
огонек свечи,
в проеме
он мне осветил
колыбель,
над ней в истоме
сонной мать,
там лил
мне сквозь дождь мотив знакомый,
а ему вторил
мой флейтист,
и тут я вспомнил,
что еще не был
там я,
(как же я не вспомнил,
как же позабыл?)
я бежал, но месяц полный
путь мне преградил,
нет, не месяц, - вздох невольный
путь мне преградил,
шепот, смех, и взгляд безмолвный,
но ведь я спешил
и волос пушистых волны,
но ведь я спешил...
А флейтист, притихший, кроткий,
ждал уже -
но зря,
я вскричал,
не знаю, кто ты,
но туда нельзя,
подлый рыжий оборотень,
стой, туда нельзя!
верь мне, я не знаю, что там,
но туда нельзя,
и послушай-ка, приятель,
не пойму, на кой
я тебе,
с какой ты стати
возишься со мной
столько времени без толку,
если мы -- родня,
где ж ты пропадал так долго?
может, ты меня
потерял?
ты друг мне, что ли?
если так,
свинья,
вот ты кто,
раз мне позволил
пережить себя
так надолго,
эти годы
ждал тебя я, плут,
а теперь -- не знаю,
