Мама Нессонова приоткрыла (уже не первый раз) дверь и сообщила, что "на дворе" первый час ночи. Не пора ли кончать затянувшиеся литературные чтения?
— Рыжик-то совсем замотанный, давно спать пора.
— Не, я еще не совсем… — тихонько откликнулся Рыжик.
— Все равно пора. Ксения, ну-ка на диван…
Ксеня послушалась.
Когда она ушла, Словко шепотом спросил Игоря:
— А когда доскажешь эту историю?
— Вот как соберемся в следующий раз… Ну, давайте спать.
Спать так спать… Но Словко вдруг ощутил, что от балконной двери слишком тянет холодком. Он забрался в спальник, задернул молнию "до пупа" и закрыл глаза. И уже начал дремать, как вдруг — будто толчок. Словко очнулся, прислушался. Игорь ровно дышал, небось, уже видел сон про свои планеты. А наверху…
Словко бесшумно отдернул молнию. Тихо вылез, встал. Положил подбородок на край верхней койки. Шепнул:
— Рыжик, ты чего?
— Я… ничего… — сказал Рыжик тоже шепотом.
— Ты всхлипываешь…
— Я не всхлипываю… Я пыхтю…
Словко протянул руку. Ладонью нащупал ершистые волосы, потом щеку. Щека была мокрая.
— Рыжик, не надо… Ну, понятно, столько всего было… Но ведь прошло уже… И мама скоро вернется. Это сперва кажется, что долго ждать, а потом не успеешь оглянуться…
Рыжик всхлипнул уже не таясь.
— Мы же все с тобой… — прошептал Словко. — Ты у нас такой… такой наш барабанщик. Не плачь…
В сумерках можно говорить слова, какие трудно сказать днем. Тем более, когда печаль маленького барабанщика вдруг цапнула тебя за душу, как своя.
— Рыжик… Хочешь, принесу завтра "Принца и нищего"? Ты как-то спрашивал, а я забыл…
— Ага… хочу… Словко… а ты можешь взять меня в свой экипаж? Ну, не сейчас, а когда будет место?
— Конечно, — сразу сказал Словко, хотя за секунду до этого не думал ни о чем таком. — Конечно, возьму. Вот Игорь и Ксеня уйдут в командиры, и сразу… Будете вместе с Сережкой.
— А это ничего, что я легкий?
— Сбалансируем… Матвея Рязанцева возьмем, он увесистый…
— Тогда хорошо…
— Да. А ты больше… не пыхти, ладно?
— Ладно… — выдохнул Рыжик.
— Ну, спи..
— Ага…
Словко нащупал Рыжкину руку, сжал тихонько ладонь, ощутил ответное слабое пожатие мокрых пальцев. Шагнул назад, забрался в спальник. Прислушался. Дыхания Рыжика не было слышно, однако и всхлипов — тоже. "Как он там в лесу один-то, бедняга, пробирался…" — подумал Словко. И стало казаться, будто он — Рыжик. А лес не простой. Он из корабельных мачт разной толщины. Между мачтами — непроходимая чаща запутанного такелажа. Хорошо хотя бы, что сквозь нее светит негаснущий фонарик…
Маленькое колесо оловянной кареты
1
Проснулся Словко рано. Увидел, как дрожат на белом косяке утренние лучи, отраженные стеклами соседнего дома. Глянул на часы, которые не снял на ночь: было начало седьмого. Тихо отошла дверь, скользнул из передней в комнату Рыжик. Робкий, тощенький, в одних полосатых трусиках. Наверно, ходил в туалет. Словко сразу прикрыл глаза — будто спит. Рыжик не полез к себе на верхнюю койку. Он обошел притихшего в спальнике Словко, осторожно приоткрыл балконную дверь, "просочился" наружу.
Словко опять открыл глаза, прислушался. Игорь посапывал, а Рыжика на балконе не было слышно. Словко почему-то забеспокоился, вылез из мешка. Увидел через стекло, что Рыжик стоит, навалившись грудью на перила, ежится от утренней зябкости. Отблески лучей искрились на волосах и зайчиками сидели на плечах. Словко мягко шагнул на балкон, встал рядом с Рыжиком. Тот быстро глянул на Словко и снова стал смотреть перед собой.
С высоты третьего этажа было виден двор с гаражами и густыми кленами. Было пусто. Лишь оранжевый кот пресекал по диагонали середину двора. "Тоже Рыжик", — усмехнулся про себя Словко. Но эта усмешка не прогнала тревогу. Словко положил руку на острое Рыжкино плечо. Это было как вопрос: "Всё ли в порядке?"
Рыжик быстро глянул опять. Потерся подбородком о плечо — рядом с пальцами Словко. И вдруг сказал полушепотом:
— Думаешь, я вчера… почему так…
В этом так было признание ночных слез.
— Заскучал, да? — понимающе сказал Словко. И снова как бы впитал в себя вчерашнюю Рыжкину печаль.
