Герд недавно ехал в метро по линии U3 в направлении Оттакринг. (Так начинаются великие романы.) На станции «Швеглерштрассе» его взгляд упал на урну с горящим мусором. Герд вышел из поезда, схватил огнетушитель и потушил пламя. Облако копоти поплыло над перроном и покинуло станцию вместе с большинством пассажиров. Герд по линии связи известил о случившемся руководство станции. Некоторое время спустя появился ленивый дежурный венского метро с бутылкой воды в руке, оценил ситуацию и проворчал: «Ну, супер, спасибо, теперь впору вызывать уборочную команду!» Раскритикованный пожарный возразил: «Послушайте, урна была без присмотра. Не мог же я знать, что кто-то уже в пути, чтобы потушить пожар». Дежурный ответил ему на это: «У нас всегда кто-нибудь в пути». Сказав это, он взял огнетушитель и удалился.
Эта история вопиет о морали для нас, пассажиров: если мы обнаружим в туннеле метро огонь – пусть горит! Нет никаких причин для беспокойства. И даже если дымятся сразу пятнадцать урн, надо поднять большой палец в знак нескрываемого уважения. Венское метро все держит под контролем. У них всегда кто-нибудь в пути.
В Австрии – стране угрюмых лиц – человеку позволено все, нельзя только, чтобы ему было хорошо. Ничто не унижает человека так, как высказанное ему в лицо: «Хорошо тебе!» Услышавший в свой адрес подобное стоит на грани социального протеста и обособления от народа.
Поэтому полагается строго избегать всего, что могло бы дать кому-то повод прийти к мысли, что вам хорошо. Ибо если кому-то здесь хорошо, то ему уже слишком хорошо для «здесь» и ему бы лучше пойти куда подальше. А в Австрии это «подальше» трудно найти, разве что в Вальдфиртеле. (Да, это та самая скрытая реклама.)
Ну, а теперь о том, как не возбудить у людей подозрений, что вам хорошо. Очень просто. Во-первых: не смеяться, а если придется, то не иначе как злорадно или самоиронично, поскольку дела ваши настолько плохи, что вам это уже все равно. Во-вторых: надо жаловаться, причем откровенно вслух или хронически, усиленно морща лоб и кривя рот. В-третьих: о каждом, кто покажется вам хоть немного подозрительным, говорите: «Тебе-то хорошо!» Тем самым вы расскажете все о собственном состоянии. И о национальном тоже.
Обычное в нашей стране обращение «Хорошо выглядишь. Как у тебя дела?» считается чуть менее брутальным, чем получить себе в лицо открыто брошенное обвинение в предательстве народного духа, поскольку у кого-то вопреки природе австрийца все идет хорошо («Тебе-то хорошо!»). Этот вопрос обладает подавляющей силой внушения, но хотя бы предлагает приемлемый выход. Надо отвечать: «Спасибо, пожаловаться не могу». Или короче: «Жаловаться нельзя». Это означает: конечно, я бы пожаловался, ведь я австриец, ведь я знаю, как перекрыть или хотя бы поставить под сомнение жалобные вопли других, чтобы другие не думали, что им одним плохо, что у них одних есть право пожаловаться. То есть сам бы пожаловался, но нельзя. Вроде бы и прилагаешь все силы к тому, чтобы тебе было не так хорошо, как этого хотелось бы другим, чтобы они без лишних судорог могли бы чувствовать себя намного, намного хуже. Но в конце концов, дела твои все-таки слишком хороши, чтобы жаловаться. И тогда говоришь: «Мне нельзя жаловаться» – и вызываешь этим истинное сочувствие. Ибо если человеку нельзя пожаловаться даже в ноябре, то дела его и впрямь никудышные.
Описанное здесь беспокойство австрийца, вдруг его ближнему посчастливилось жить еще хуже, чем ему самому, побудило нескольких читателей посвятить себя этой щекотливой теме сезона. Вальтер Р. считает важными два утверждения: во-первых, он житель Штирии. Во-вторых, брюзжание – это не австрийская болезнь, а венская. Ее возбудитель гнездится на поручнях метро, питается крохами уличной посыпки и полосками зебры и радуется первым снежным лавинам с крыш.
Некоторых читателей занимает повседневное обращение с формулой: «Как дела?» Раймунд К. в качестве ответа практикует безжалостное: «В отношении здоровья – спасибо, в финансовом отношении – пожалуйста», – и протягивает при этом руку. Эди Г. вспоминает ответ Армина Турнхера на вопрос «Как дела?»: «Спасибо, не могу никого винить. Сам обвиняемый». Эрнестина Т. на Мейдлинском рынке слышала такой разговор продавщицы колготок с покупательницей: А.: «Ну, как дела?» Б.: «Что мне вам сказать на это?» А.: «Ну, мне-то вы можете не рассказывать». Б.: «Вот я и говорю».
