Внезапно Макс выгнулся в дугу, его тело свела судорога, кисти рук дрожали, словно к ним подвели ток высокого напряжения, лицо побагровело, но признаков синюшности не наблюдалось. Я с ужасом понял, что не знаю, как прервать этот сумасшедший эксперимент. Резать ленту нельзя – при таком натяжении легко задеть артерию. Вырубать весь этот электронный идиотизм тоже страшно. «Отключите» мозг и сердце от кислорода всего на двенадцать минут, и повреждения будут необратимы.
В моем воспаленном воображении возник образ гениального друга, превратившегося в «овощ», который даже пописать не в состоянии без посторонней помощи. Я почти физически почувствовал, как паника оккупирует мое тело. Многие в такой ситуации начинают беспорядочно метаться, и любой необдуманный шаг может стать фатальным. На меня сильный стресс, наоборот, действовал как сильный нейролептик – меня охватил ступор. Попытки мозга заставить тело двигаться напоминали водителя, пытающегося завести машину без аккумулятора…
Я взглянул на таймер. С момента начала опыта прошло семь минут, и неумолимые секунды продолжали вести обратный отсчет его жизни. Датчик артериального давления показывал сто восемьдесят на сто. Самое странное: компьютеры свидетельствовали, что гипоксия в клетках головного мозга не нарастала, окислительный тип обмена не сменился на гликолитический, а это означало, что мозг получал достаточное количество кислорода. Либо компы врали, либо я присутствовал на каком-то научном открытии…
Внезапно тело Макса обмякло, а на причинном месте расплылось пятно. Мой приятель снова издал странный звук. Натяжение ленты начало ослабевать. Я увидел, как медленно затухал лихорадочный огонь в его глазах, – так гаснут газовые фонари вдоль городских магистралей. Сердечный ритм возвращался к норме.
Я накрыл лицо Макса кислородной маской. Однако прошло еще несколько минут, прежде чем он окончательно вернулся в наш мир.
Взгляд приобрел осмысленное выражение. Он издал гортанный звук, который в более благоприятных обстоятельствах мог бы сойти за смешок, но сейчас он напоминал последний выдох умирающего.
Макс несколько раз кашлянул, морщась от боли в горле. Первые его слова прозвучали тихо, неуверенно, виновато, словно голосок маленькой девочки, разбившей любимую папину чашку.
– Это было… это было… Запредельно…
И это все… После того как я тут чуть не обмочился от страха. Меня вдруг охватила такая злость, что захотелось врезать ему по рогам.
– Сказал бы я, Макс, кто ты есть!
– После…
Он схватил блокнот и ручку, лежащие в зоне досягаемости, и принялся что-то лихорадочно записывать. Строчки выходили кривыми, неровными, но он писал и писал, как будто боялся, что ему изменит память. Куда девались его снобизм, самоуверенность, лоск! Передо мной сидел бледный, трясущийся юноша, столкнувшийся с чем-то неизведанным, запредельным. Оно подавило его, превратило в послушного раба, готового пойти на все, чтобы оказаться там вновь.
Меня вдруг пробило на юмор.
– Ты что, завещание забыл дописать? Не забудь меня указать! За все страдания претендую на твою тачку.
Макс продолжал строчить, но я уже не мог остановиться – нормальная реакция на стресс:
– Я тут подумал: хорошо бы оставить тебя на этом троне, провести посмертную пластинацию, чтобы показать тебя в разрезе, и провесить табличку «Эротический асфиксатор – яркий пример сексуальной психопатологии».
Он ответил, не отрываясь от писанины:
– Напрасно иронизируешь. Это победа… прорыв… открытие… Мне удалось!
Макс говорил отрывисто, слова давались ему с трудом, но, судя по сосредоточенному возбуждению, он действительно там что-то увидел.
– Куда ты там прорвался? В шестиминутный оргазм?
– При чем тут оргазм?! Я достиг управляемого выхода в астрал.
– Ничего не понимаю… А зачем этот душительный механизм?
– Вот именно: не понимаешь. Эротический фактор присутствовал, но я сконцентрировался совсем на другой задаче.
– Макс, тебе не кажется, что мы с тобой похожи на персонажей бородатого анекдота. Приходит на прием к врачу женщина и говорит: «Мой муж очень странно себя ведет. После того как чай выпьет, чашку съедает, а ручку оставляет». – «Действительно, странно… Ручка-то как раз – самое вкусное».
