– Как это?
– Пропасть, испариться, залечь на дно… Как тебе больше нравится. Жить у Маши тебе нельзя. Подставишь. Она здесь вообще не при делах.
– Может, объяснишь?
– Нет времени. Если ты не исчезнешь по доброй воле, тебя выдернут из этой жизни другие. А если и вернут, то в лучшем случае зомби – со стертой памятью.
– Сколько у меня времени?
– Несколько часов…
Я оторопел.
– Ты меня с Бондом… Джеймсом Бондом не путаешь? Как я Маше объясню?!
– Она умная, все поймет. Я ей позвоню.
Теперь пришла моя очередь осушить бокал. Такие вопросы на трезвую голову не решаются. Макс продолжил добивать мою счастливую жизнь:
– Нужен человек, о котором никто, кроме тебя, не знает. Друзья, приятели, бывшие девушки не годятся.
– Может, гостиница?..
– Отпадает. Ладно, ты пока подумай, а я пойду поболтаю с барменшей.
Макс направился к хорошенькой девушке, которая пожирала его глазами из-за стойки. Через минуту она уже улыбалась, слегка краснея – то ли от смущения, то ли от возбуждения, а может, от предложений, которые ей нашептывал молодой человек в прекрасно сшитом костюме от Труссарди и ботинках от Марио Бруни.
Я перебрал всех знакомых и не нашел никого, кто смог бы приютить меня на неделю. Перспектива жить в холодном гараже совсем не радовала. И тут, в самый последний момент, я вспомнил: Света Вистунова, бывшая пациентка, которой я очень нравился. Вычислить ее не могли. Это точно.
Тем временем вернулся Макс:
– Ну что, придумал?
– Кажется, да, но придется туго.
– А кто сказал, что будет легко. Зато впереди у тебя масса приятных сюрпризов.
Он послал воздушный поцелуй официанточке.
– Никак снял?
– Не то слово. Вместе с хатой. Думаю, два-три дня прокантуюсь.
– Высший пилотаж.
– Да брось, однажды к министерской любовнице подобрался, причем не бывшей, а действующей. Вот это, я тебе доложу, высший пилотаж!.. Ладно, сейчас разбегаемся. Связь будешь держать по этому телефону. – Он нацарапал цифры на салфетке. – Код прежний. Учти, на объяснение с Машей у тебя часа два, не больше.
Я позвонил невесте:
– Маша, тут такое дело… даже не знаю, как сказать.
– Все в порядке. Макс мне уже звонил и умудрился встать по телефону на колени. Надеюсь, ты сохранишь верность своей любимой?
– Клянусь!
– Ладно, отпускаю.
– Люблю тебя.
Я набрал телефон Светы. Трубку взяли не сразу.
– Алло…
Голос растянутый, но не настолько пьяный, чтобы меня не узнать. Повезло.
– Светик, привет! Узнаешь?
– Кто это?
– Влад. Помнишь? Реабилитационный центр.
Возникла минутная пауза. Я занервничал, в гараж не хотелось.
– Ну, мы еще шашлыки вместе ели…
– А-а! Влад… Привет.
Признала. Я попытался развить успех:
– Я тут подумал, почему бы нам не повторить с шашлыками. Так сказать, отметить весну. В моем рюкзаке – бутылка армянского коньяка и пара килограммов отличной баранины.
– Приезжай.
– Мать дома?
– Пошла она в жопу!
На заднем плане послышались возмущенные крики.
– Будь в форме!
– Угу.
Домашний рай Светланы Вистуновой являл собой настоящий театр абсурда. Тридцатипятилетняя женщина жила вместе с матерью. Пенсионерка трудилась на почте, дочь не трудилась нигде, зато вовсю работала ее печень, пытаясь справиться с огромным количеством дешевого пива и джин-тоников. Взаимоотношения ближайших родственников напоминали соседство двух крыс из разных кланов. Богатый материал для психоаналитика, коим я пытался заделаться, когда работал под началом Кабилян. Психоанализ закончился тем, что мы однажды врезали по коньячку и оказались в постели. К счастью, романа не получилось.
Света обладала некрофильскими наклонностями. Ее влекло ко всему мертвому, больному, неживому, застывшему. Люди это чувствовали и, когда кто-то заболевал или паче чаяния умирал, звали ее. И для Светы начинались счастливые деньки. Женщина забывала все на свете, даже алкоголь, и целиком погружалась в некрофильскую тему.
Самый любимый Светин контингент – старушки, самая любимая хворь – онкология третьей стадии, когда нет никаких шансов выкарабкаться. Там, где другие пасовали, она скакала на белом коне. С каким-то лихорадочным возбуждением Света исполняла обязанности сиделки, насыщаясь болью и страданиями обреченного. Когда несчастный умирал, следовал недельный запой, после чего она впадала в домашний анабиоз. Какие-то деньги оставались после ухода за больными, что-то подкидывала мать – в общем, на пиво хватало.
