— Так-так, — произнес голос, который я почти узнал, — они, кажется, стали впускать сюда кого попало.
— Можно подумать, здесь публичный дом, — согласился второй смутно знакомый голос.
— С другой стороны, он действительно публичный, с разной публикой вроде нас, и это, несомненно, дом.
— Точно, — подтвердил третий голос, — и я бы сказал, не самый плохой.
— В самом деле, здесь есть пять предметов действительно лучших в своем роде.
— Неодетым девушкам следует дать право посещения любого дома, — вставил первый. — Лично я за то, чтобы издали подобный указ.
— Предложение выдвинуто, подтверждено и поддержано большинством голосов.
Было все еще слишком темно, чтобы разглядеть, кто же говорит. Напрягая зрение и пытаясь увидеть говоривших, я ударился голенью о край одного из громадных чанов, наполовину утопленных в полу.
— Да, такой неуклюжий парень. А его мать так гордится им. Двадцать лет тщательного воспитания полетели к черту.
— Все матери одинаковы. У них это врожденное. Но заметь, он оказался достаточно предусмотрительным, чтобы принести с собой пиво. Если его мудрость соседствует со щедростью, думаю, мы сможем признать его достойным членом нашей компании.
Девушки обменялись смешками, но мне показалось, что вести себя задиристо в голом виде немного неуместно. Будь я во всеоружии, мой ответ на насмешки мог оказаться болезненным, а так я попытался отшутиться:
— Я принес кувшин со стола, иначе он почувствовал бы себя брошенным. Этой самой ночью мусульманские дети лягут в постель, умирая от жажды, поэтому грех быть расточительным.
— Знаете, — в первый раз подал голос Конрад, — моя мама использовала тот же аргумент, когда пыталась заставить меня есть овощи.
— Моя тоже, хотя о пиве она никогда так не говорила, — поделился второй. — Я все время просил ее отослать пищу несчастным детям, но она пропускала мои просьбы мимо ушей.
— Я делал то же самое, — откликнулся Конрад. — А что, все матери читают одни и те же книги?
— Моя мать вообще не умеет читать. Все же это замечательно, что Владимир принес пиво. Оно ведь могло попасть в руки какого-нибудь невоздержанного алкоголика и, таким образом, послужило бы причиной свершения еще одного греха.
— Плюс парочки плотских грехов.
— Да кто же вы такие? — не выдержал я.
— Он нас не узнает! Я в отчаянии. Должно быть, все дело в куриной слепоте.
— Несомненно, вызванной постоянным любованием этими прекрасными девушками.
— Черт возьми!.. — высказался я.
— Мы из Гильдии Великих Пьющих Воинов Силезии!
— …Убийцы драконов, искатели сокровищ, спасатели впавших в отчаяние девиц!
— Все услуги предоставляются настоящими опоясанными рыцарями.
— Никогда не слышал о такой гильдии, — признался я.
— Неудивительно. Мы основали ее только сегодня вечером. В любом случае, если даже простолюдины могут основывать гильдии с разнообразными специальными привилегиями для членов, почему нам нельзя?
— Правильно. Мы, например, объявляем монополию нашей гильдии на спасение прекрасных девушек от отчаяния. Итак, вы, прекрасная пани, кажется, нуждаетесь в спасении?
— Но я не в отчаянии, — возразила Наталья.
— Легко поправимо. Гжегож может все устроить.
— Гжегож! — воскликнул я. — Ты мой двоюродный брат Гжегож!..
— Парень слегка тормозит, но в конце концов приходит к истине.
— А это — второй кузен. Нам есть чем гордиться, не так ли? — сказал его брат Виктор.
— Мы все-таки одна семья, Владимир, — добавил мой кузен Войцех, — так что залазь в чан, делись пивом и представь нас своим очаровательным подругам.
Я залез. Теперь мои глаза уже достаточно привыкли к освещению, и я видел очень хорошо.
— Угощайтесь пивом, если оно нужно вам до такой степени, что вы опускаетесь до попрошайничества. К сожалению, я не могу представить вас троих своим друзьям. Понимаете, им надо поддерживать свои стандарты, которые не позволят им общаться с менее счастливыми представителями моей семьи…
— Ну, прекратите, пан Владимир. Они хорошо подшутили над вами. Не надо их за это наказывать. Панове, я — пан Конрад Старгардский.
— А я — рыцарь Гжегож Банки. Это мои братья рыцарь Виктор и рыцарь Войцех.
— Рыцарь
