— Смотрите, рысь!
В ту же секунду послышался звон тетивы и свист стрелы. Острый наконечник с лязгом пробил доспехи лже-Вальдбурга, и тот с диким воплем, нелепо взмахнув руками, повалился на Ульриха В спине Перрье, под левой лопаткой, торчала грубооструганная стрела из числа тех, что Андреас и Франческо вытащили из колчана убитого разбойника Ульрих ударом железного налокотника отшвырнул от себя труп. Меч в его руке сверкнул, точно молния.
— Война и любовь! — взревел он, как бывало в Палестине, и тяжелый меч его с молниеносной быстротой и ужасающей силой обрушился на ближайшего латника. Шлем воина раскололся под ударом, как глиняный горшок — половина его черепа бултыхнулась в воду. В ту же секунду Марко с быстротой, которой враги вряд ли от него ожидали, обрушил топор на голову другого воина; тот вывалился из седла — лишь на миг мелькнуло у поверхности воды его искаженное ужасом, залитое кровью лицо. Третий воин, опустив пику, сделал выпад, но удар его — без разгона — оказался настолько слабым, что острие, оцарапав щит Ульриха, ушло в сторону. Ульрих, перехватив древко своего копья, мощным ударом выбил воина из седла. Несмотря на малую глубину, падение в реку грозило всаднику смертью, так как, оказавшись в воде, он не мог подняться на ноги в своих тяжелых доспехах. Однако предусмотрительный Франческо, обхватив латника за шею, держал его голову над водой, не давая утонуть. Последний из воинов, даже не помышляя о сопротивлении, выбрался на берег и попытался ускакать, но Марко, успевший сорвать с плеча свой лук, угодил стрелой в ногу его коня. Всадник и лошадь с грохотом грянулись оземь.
В ветвях ивы послышались шум и треск, а затем с дерева, словно кошка, ловко и мягко спрыгнул Андреас с двумя луками и двумя колчанами. Ульрих и Франческо, тащивший за собой пленного, выехали на берег, а Марко, спешившись, принялся выводить на берег лошадей поверженных врагов. Затем — кого за руки, кого за ноги — выволок на берег убитых. Лошадей же привязал к кустам. Воин, свалившийся с раненой лошади, очевидно, сломал при падении позвоночник: из-под его закрытого забрала раздавались глухие стоны.
— Добей! — приказал Ульрих своему оруженосцу. — Все равно не жилец…
Франческо вытащил кинжал «милость Божья» и с отвращением во взгляде направился к раненому. Когда хозяин приказывал ему добивать поверженных врагов, он всегда испытывал какое-то неприятное чувство, не имевшее, впрочем, ничего общего с жалостью. Коротким, быстрым ударом сквозь забрало юноша пробил раненому глаз и пронзил мозг. Тот судорожно дернулся и затих. Франческо отер кинжал о зеленый плащ убитого, после чего вернулся к иве, где перед Ульрихом стоял дрожавший от страха пленник, единственный из противников, оставшийся в живых. Шлем и меч у него отобрали, он весь промок и производил самое жалкое впечатление.
— Имя! — со сталью в голосе, что не предвещало пленному ничего хорошего, спросил Ульрих.
— Ганс Риттер, мессир! — пролепетал пленник. На вид ему было лет двадцать пять, но в своем нынешнем плачевном положении он казался намного моложе.
— Кто вас послал? Сказку о Вальдбурге я уже слышал, ее можешь не повторять.
— Мессир, я всего лишь простой латник, я толком ничего не знаю! — заныл Риттер.
— Говори, что знаешь! — потребовал Ульрих.
— Кавалер де Перрье, мир праху его, — стуча зубами, проговорил Ганс, — сказал нам, что его светлость маркграф пожалует нас землями, если мы сделаем, как он велит…
— Кто велит? Что сделаете? — быстро спросил Ульрих, не давая пленнику передохнуть.
— Он сказал, что надо надеть плащи с гербом Вальдбургов и ехать за ним. Здесь, на иве, сидел разбойник, которому обещали прощение, если он вас убьет. У него в колчане все стрелы отравлены. Если бы он промахнулся, то мы бы проткнули его копьями… А если бы не промахнулся, то убили бы вашего слугу-лучника…
— Это, стало быть, меня? Охо-хо… — вздохнул Марко, похлопывая по бокам гнедого коня, ранее принадлежавшего де Перрье.
— Да, так… — в глазах у Ганса засветилась надежда. — А господина оруженосца велено было только разоружить и выпороть…
