Никита точно ослеп: серый ил клубами, словно пороховой дым на поле сражения, обволок все три иллюминатора. Но Никита не выпустил противника.
Сом валил его, бил хвостом, но Никита не чувствовал боли, потому что костюм его надувался воздухом и делался упругим, как мяч. Но руки уже ослабели...
Никита готов был взреветь от злости и обиды, грызть сома зубами, да вот шлем мешает. Наконец Никите удалось обхватить его ногами и подмять под себя. Сом вывернулся, поставил Никиту на голову и чуть не оторвал руки.
А в этот момент воздух-силач, выдирающий из вязкого грунта погибшие в глубинах корабли, воздух-спаситель заполнил водолазный костюм, легко, словно пушинку, приподнял крепко обнявшихся борцов и мигом умчал кверху.
Старшина стоял на боту. Он держал под мышкой сигнальный конец и, чиркнув спичкой, раскуривал свою трубку. Вдруг на поверхности реки выскочил рыбий хвост с ногами.
- Что за чушь? - удивился старшина и сунул непогашенную трубку в карман. Но диковина, всплеснув хвостом, исчезла.
Догоревшая спичка больно обожгла старшине пальцы. Он с ругательством кинул ее за борт. И сразу же в том месте, где упала спичка, показался водолазный скафандр в обнимку с каким-то белесым чудовищем.
- Рыба! - крикнул Содомкин.
- Гляди-ка, сом! - обрадовался старшина. - Эх, упустит! - И он изо всех сил потянул Никиту за сигнальный конец.
- Сом! - не своим голосом закричал Содомкин. - Сом! На помощь, товарищи!
Сом хватал раскрытой пастью жаркий волжский воздух. И, рванись он хоть немножко, обессиленный водолаз выпустил бы его. За стеклом было видно, как вздулись жилы на лбу Никиты, а лицо стало краснее клюквы. Переполненный воздухом костюм раздулся как аэростат, мелко вздрагивал, потрескивал и гудел, угрожая лопнуть.
Никиту затолкали со всех сторон. Через иллюминатор он видел лес загорелых рук, которые схватили сома за голову и за хвост. Никита задыхался. Онемевшим затылком нажал медную пуговицу клапана, выпустил из костюма воздух, и, облегченно вздохнув, ушел под воду...
* * *
На дне Никита медленно приходил в себя. Наклонив шлем и опустив руки, он тихонько раскачивался в такт дыханию, выталкивая через клапан табунки воздушных шариков. Через некоторое время он поднялся на трап.
Сома, обмотанного крепкими тросами, тащили к песчаному берегу человек пятнадцать. Гомон стоял в воздухе. Пес Тайфун скакал, греб лапами песок, лаял и рычал, норовя укусить речного богатыря. Несколько человек барахтались в воде, сбитые сомьим хвостом, а старшина баркаса упал в воду добровольно. У него загорелся пиджак от наспех сунутой в карман горящей трубки. И теперь, отфыркиваясь, он вылезал на сушу.
Сома выволокли. Поглазеть на него стеклась толпа народа.
Содомкин сбросил трос с подводного жителя и сел на него верхом. Сом вздрогнул и, извиваясь, пополз к реке.
- Везет! - закричали в толпе. - Ишь как отъелся на гусятине!
Сом проволок на себе Содомкина метра полтора, и в береговом песке оставалась за ними глубокая дорога.
Неожиданно сом выгнулся и ударил могучим хвостом, взметнув вверх песчаную пыль. Когда она улеглась, все увидели, что "рысак" торопливо пробирается к реке без всадника. А далеко в стороне поднимается Содомкин, охая и хватаясь за ушибленные места.
- Беги за седлом! - крикнули ему зрители и кинулись ловить беглеца.
Часа два усмиряли воинственного усача.
- Шесть пудов в разбойнике, - определил дед.
И он почти угадал. Когда сома распилили, как бревно, поперечной пилой и взвесили на больших весах в складе, оказалось восемьдесят девять килограммов.
Сомовьей ухи было много - угощались кто только желал. Никита собрал чуть не всех ребятишек с побережья, чтобы лечить их от малокровия. Ребята охотно уписывали жареную печенку, а от сырой отказывались.
Мясо сома было мягким, хотя немножко и отдавало речной тиной, но водолазы с удовольствием ели свежую рыбу.
Никиту поздравляли, хлопали по спине. Лишь старшина, у которого сгорел дотла карман, ворчал:
- Сплошные убытки от этого "малокровия"! Шлем помятый в мастерскую выправлять надо снести, ножовка где-то на дне валяется, ни одной сваи не спилено, пиджак спалил. Завтра я тебя, Никита, чуть свет на работу подниму!
