Валерик, можно сказать, сам напросился на это предприятие, Алик только заикнулся — надо, мол, помочь одному парню «сдать штаны». Отчего не помочь? Он всегда рад помочь человеку, тем более просит Алик. Да и не бывал он еще здесь, посмотреть же давно хотелось. Разговоров вокруг Чувякиша немало, Валерику он представлялся чем-то вроде парка культуры и отдыха, где можно было не только развлечься, но и с пользой провести время… От въедливой хлорки першило в горле, слезились глаза: в неудачном месте его поставил Алик… Говорил, парню помочь. Джинсов-то двое. Значит, фарцует. Сказал бы прямо. Что он, фарцов не видел?
Валерик отошел чуть дальше от домика к стоявшим полукругом парням с кроссовками, хлорка здесь не особенно наглела, и можно было понаблюдать за повадками джинсов и вельветок. Толпа струилась многими течениями, перемешивалась, то тут, то там заворачивались людские водовороты.
Движениями толпы правили какие-то тайные законы, но кое-что Валерик уже начинал понимать. Стоило кому-нибудь показать яркую вещицу, как покупатели тотчас затевали вокруг него хоровод. Вещица моментально сглатывалась в чьей-либо портфель или сумку. Не особенно яркий товар внимательно разглядывался, мялся в руках. Совсем неяркий оставался совсем без внимания или в лучшем случае удостаивался иронического взгляда. Алик был здесь как рыба в воде. Со многими здоровался, говорил «по-московски», растягивая слова и налегая на букву «а»: «лаайк», «супераайф», «лаажа».
Народу все прибывало, этюдник начинал всем мешать, иные ругались, задевая за его острые углы. Но один человек, судя по всему, завсегдатай Чувякиша, вдруг заинтересовался им.
— Что у тебя? — постучал он ногтем по фанерному корпусу.
— Краски.
— Косметика?
— Краски, я говорю.
— Это что?
— Ну, умбра натуральная, капут мортуум…
— Индия, что ли?
— Да нет.
— Развивающиеся?
— Наверно…
— Но это не лучше союзных, — разочарованный покупатель отошел, потом вернулся, забубнил: — Слушай, французская косметика будет: «Клеман», «Тайна Рошар» — канай ко мне. Лады?
Прошло часа два, прежде чем появился Алик.
— Кайло! — охарактеризовал он паренька, которому сдал джинсы. — Землю копаем, а тоже хочем джонсы носить. А как же, с лэйбаком и чтоб поярче. Хотите? — платите бабки. — Взяв у Валерика другие джинсы, он снова исчез.
День затягивался.
В воскресенье можно сидеть за мольбертом хоть целый день. Сначала с ребятами, потом, когда придут взрослые студийцы, — с ними. Вадим Петрович разрешал. Слушать их разговоры, смотреть, как работают, самому тихонечко царапать карандашом. Вадим Петрович и тогда не забывал про него, заглядывая через плечо, подбадривал как-нибудь.
— Нет, вы посмотрите, как он работает!..
Взрослые подходили, смотрели.
— Смело…
— Эти пацаны еще нам фору дадут.
И Валерик, рад стараться, нажимал на карандаш. И действительно казалось, получается смело, сильно… Нет, в студию он больше ни ногой. Обойдутся без него, раз он такой бездарный…
— А ты что здесь делаешь, мальчик? — Перед Валериком стоял не такой уж и сам-то взрослый комсомольский активист. Комсомольский значок на лацкане пиджака — тут все ясно.
— Ничего… брата жду, — с вызовом сказал Валерик. Как раз подошел Алик, приобнял Валерика, как старший любящий брат. Повел в сторону, зашуршал на ухо:
— Это Шурик, оперативник, от него лучше подальше.
С Чувякиша пошла мощная отливная волна, удивительно, как она не опрокинула электричку. В толчее перед дверями Алику немного приплюснули дипломат, но все равно он был счастлив итогами дня.
— Ара будет доволен.
— Кто такой Ара?
— Ну тот парень… Вообще, с ним можно сотрудничать. Уговор такой: десять джонсов сдашь — одиннадцатые твои.
— Нормально… А курточку можно?
— Курточку? Какую?
Валерик в фирмах не особенно разбирался. Может, «Левис», а может, нет. Он бы хотел точно такую, как у Малкина. Художник Малкин иногда заглядывал в студию к Вадиму Петровичу — учились вместе в Суриковском. Это был человек небезызвестный. Всегда, когда о нем заходила речь, кто-нибудь обязательно вставлял: «А вы знаете, Малкин-то пошел в гору». Малкин и сам не скрывал своих успехов. Садился и через запятую перечислял безразличным скрипучим голосом, где выставлялся, какой получил заказ. Он был, конечно, достоин подражания. Не очень нравилась Валерику только его прическа: короткий ершик. Художники испокон веку носили длинные волосы. Впрочем, Малкин занимался дизайном, а это новое веяние в искусстве, так что он вовсе был не обязан находиться в плену каких-то старых традиций. Без сомнения, он производил впечатление удачливого человека, и курточка в том играла не последнюю роль. Ему бы такую. Из одного кармана высовывается карандаш, в другом — небольшой блокнотик для набросков. И есть еще два кармана пониже, с молниями. Положил мелочь, застегнул — можешь теперь пройтись на руках, — полная гарантия, что не выпадет. А сам материал чего стоит. Густо-синий, насыщенный, а на локтях белое чуть-чуть проступает. Удобно в ней, вальяжно. Штаны — что, они у многих, а куртка — все-таки редкая вещь. Но где же ему взять куртку? В ЦУМе не продавали, а тетка Полина, когда он попросил ее достать куртку, долго не могла взять в толк, о чем вообще речь. Она уже была пенсионного возраста и считала, что ничего лучше китайского бостона человечество уже не изобретет. К тому же ее перебросили на другой магазин, теперь она заведовала овощами.
