— Эй, Муха, скачи сюда! — позвал меня Генка.
Я подъехал.
— Споем? — предложил он мне и Вадику.
— Еще как! — сказал я.
Эх, тачанка-ростовчанка!..
У нас у троих она получалась не хуже, чем по радио передают, а тут еще ребята поддержали. Мы въезжали в деревню, как настоящая конармия после победного боя. Я старался, я пел громче всех, чтоб деревенские бабушки, деды, малышня, которые вышли из домов посмотреть на нас, обратили на меня внимание. Ах, как я ловко сижу в седле, ах, какая у меня породистая лошадь!.. И все такое. На третьем куплете произошла какая-то заминка — в этот момент мы уже к конюшне подъезжали. Все уже кончили петь, а я все продолжал надрываться, не понял, почему заминка-то, и надрывался до тех пор, пока Витек не стукнул меня по затылку. Не сразу я обратил внимание на жалкую, растерянную фигуру конюха. Он стоял в распахнутых настежь воротах конюшни и бурчал под нос:
— Давай, грят, лошадей. Не дашь — замочим, и обрез наставляют. Я и дал лошадей-то. Двух дал и уздечки присовокупил. Дак им ишо седлы давай. Одно дал, больше, грю, нету-ка.
— Ничего не понимаю, — сказал Алексей Петрович. — Кому лошадей, какой обрез?
— Я им и грю, некого давать. А они: считаем до трех.
— И дали?
— Ваньку, меринка, и эту… как ее… — конюх забирал в кулак небритый подбородок, скреб его желтыми, прокуренными пальцами, никак не мог вспомнить, кого еще.
— Так ведь там больше никого и нет. Работают лошади, а остальные у нас.
— А Ветка?! — осенило Витька.
— Ее и дал.
— Так она жеребая! — сказал Коля.
— Жеребая, — зашумели ребята. — Ветку никак нельзя.
— Ну что же вы, — развел руками Алексей Петрович, — ведь заездят ее.
— Я ничего, я в милицию позвонил уже.
— Правильно сделали, — буркнул Алексей Петрович. — Лошадей отведите в конюшню, сенца не забудьте подложить, — сказал он нам, а сам — в седло и поскакал куда-то.
— Ну что, будем ждать милицию? — спросил Витек, похлестывая себя по руке кончиком уздечки.
— Между прочим, — сказал Вадик, — их двое, да еще с обрезом. Я хочу сказать — Алексею Петровичу туго придется.
— Он, что ли, Ветку поехал выручать? — пропищал Дима.
— А ты молчи, малявка, — надвинул ему на глаза фуражку Витек.
— Ну что, по коням, значит?! — сказал Генка.
— Я думаю, надо всем в разные стороны, — сказал я, — так мы их быстрее найдем.
И мы разъехались. Мне, Вадику и Генке выпало скакать по направлению к городу. Генке по дороге через карьер, Вадик держал курс на элеватор, я прицелился на водонапорную башню.
Поначалу мы пересвистывались, но скоро перестали слышать друг друга. Проехав с километр, я увидел двух всадников, ленивой рысцой пересекающих картофельное поле. Они были гораздо ближе, чем Генка и Вадик, но я заметил их не сразу: всадники двигались на оранжевый диск заходящего солнца. Пыль поднималась из-под копыт, тянулась следом, временами они совсем исчезали из виду. Я погнал наперерез. Ванька и Ветка по резвости ни в какое сравнение не могли идти с Карькой — догнать всадников мне было нетрудно. Впрочем, от меня никто и не собирался удирать. Я разглядел их. Это были Крот и Длинный Федя. Длинный Федя сидел на Ваньке, как на стуле, видно, взобрался на лошадь в первый раз. Не знал он, конечно, характера Ваньки — спокойный меринок, медлительный, но иногда взбрыкивал. Для верховой езды не годился. Федя уже, наверное, не раз пикировал с лошади: лицо, брюки, рубашка — все в пыли.
— Крот! — крикнул я. — Слезай с Ветки.
— Чего? — не понял он.
