— Ну, что же вы? Смелее, гражданин! — произнесла Виолета Макаровна, нетерпеливо пиная мешок ногой. — Сургуч, сургуч сломайте!
Фома Кузьмич ухватил большую кляксу печати обеими руками и тотчас отдернул их, взрыв от боли.
— Жжется она! — Фома Кузьмич протянул к Виолете Макаровне ладони, на которых вздулись ожоговые волдыри.
— А не лезь к чужому. Ежели не твое, то и не хватай, — назидательно сказал кто-то за спиной обожженного кладоискателя. Фома Кузьмич оглянулся, но кроме дуба с твердой узорной листвой, которая тихо звенела от легкого ветерка, ничего не увидел. — Таперича сама попробуй! — посоветовал невидимый голос. — Твой кошель-то, тебе оставлен, сама и печать ломай.
Виолета Макаровна опустилась перед выкопанным мешком на колени и легко, без усилий развязала его.
Жизнь Фомы Кузьмича наполнилась золотом. И не грезами пустыми, а золотой явью. Убежден он был, что пудового веса мешок, который он выкопал под древним дубом на вершине Николиной Горы, был не иначе как с золотом. Что уж там точно было, Фома Кузьмич доподлинно не знал, Виолета смотреть в мешок не позволила, но решил, что золото, потому что за помощь и труд она вынула оттуда и дала ему пяток слоников. Пять литых золотых фигурок с устремленными вперед длинными бивнями и воздетыми вверх трубными хоботками. Фома Кузьмич слоников взвесил, и каждый потянул без малого полкило. К бывшему ювелиру Фома Кузьмич на этот раз не пошел. И без него был уверен, что золотая проба слоников ничуть не хуже, чем у пуговиц. Золотая вдруг сделалась жизнь у неверующего Фомы.
Василий Терентьевич Якуб-Мазепа числил себя анархо-синдикалистом. Политическую платформу этих славных ребят он понимал скверно, а вернее, совсем не понимал и понимать не хотел. Его романтическую душу волновали именно таинственная загадочность этого мудреного слова, пламенный лозунг «Анархия — мать порядка!» и черный с костями стяг батьки Махно.
Из карцера, куда Василий попал за попытку побега, солдат привел его к заму по воспитательной работе капитану Шараповой. В кабинете капитана было тепло и приятно, по-домашнему, пахло туалетным мылом. На столе, за которым сидела заместитель начальника колонии по воспитательной работе, лежала пухлая папка уголовного дела и стоял большой школьный глобус. Внимательно рассмотрев приведенного зэка, капитан перестала вертеть глобус, встала и подошла к зарешеченному окну, за которым простиралась бескрайняя тундра.
— Садитесь, заключенный Мазепа. Хочу с вами побеседовать.
— Якуб-Мазепа, Регина Львовна, — поправил капитана Василий, усаживаясь на вмурованный в бетонный пол табурет. — Отчего же не побеседовать с обаятельной дамой? К вашим услугам. На любую тему. Хотите, я расскажу вам все, что знаю, о похождениях корсара Блада или поведаю краткую биографию князя Кропоткина?
— Книгу «Одиссея капитана Блада» верните в тюремную библиотеку, а про князя мне не интересно. Где вы со своими подельниками взяли гексоген мне тоже не интересно. Это не по моей части. Мне любопытно, как вы намеревались использовать взрывчатку. Хотели убить людей? Кого и за что?
— Кого и за что, — медленно повторил анархо-синдикалист. — Дело мое вы, конечно, читали.
— Прочла, — согласилась капитан. — Очень внимательно прочла.
— И вы в самом деле хотите знать, кого и за что? Или интересуетесь по службе?
— Сын академика, и вдруг бомбы, — задумчиво и с некоторым укором произнесла капитан.
— Отчего же вдруг? Ничуть не вдруг. Анархистом я становился постепенно, и началом этого становления явился поздний визит к отцу какого-то толстого полупьяного мента в чине сержанта.
— Вот как? В деле нет подробностей. Хотите рассказать?
— А вы хотите выслушать исповедь несостоявшегося бомбиста?
— Читала материалы дела, но так и не смогла понять причину, по которой доктор физических наук покушался на солидных уважаемых людей.
— Уважаемых? Вы уважаете генерала Хуциева?
— Хуциева? Не знаю такого.
— Могли бы и знать. Начальник управления Ибрагим Иванович Хуциев.
— Да-да, вспомнила. Именно в его машину вы подложили невзорвавшуюся бомбу. Почему?
Анархист вздохнул и посмотрел на засиженный мухами портрет товарища Дзержинского, висевший на стене кабинета за спиной капитана.