– Интересно.
– Да ни хуя интересного, Фил. Дерьмовую шкоду «Фелицию» девяносто хрен его знает какого года. И зеленого цвета к тому же. Прикинь?
– Да, – соглашаюсь я, – похоже, со Степановым каши не сваришь.
– Ладно, плевать, что там говорить, если у него даже любимый коттедж дешевым сайдингом отделан, понял? Чтобы недорого и покрасивше. Вот такая экономия. Нет, с ним каши не сваришь, сколько дочку ни окучивай. До тех пор пока старый мерзавец не сдохнет, ловить там нечего, а с учетом того, что он плотно подсел на здоровый образ жизни, это произойдет ой как не скоро.
– Степанов что, занимается хатха-йогой? – спрашиваю издевательским тоном.
– Кто его знает, чем этот мудила занимается, но сто пудов не пьет, не курит и постоянно по врачам ошивается, то иглоукалывание, то какая-то там специальная оздоровительная параша. И еще трахает своих секретарш. Молодость их лакает, старый козел.
– Вот как…
– Он их специально только за этим и нанимает. Только с таким условием – спать с ним не реже раза в неделю.
– И что, много таких дур находится?
– Целая огромная хохлятско-молдавская армия. Но это не важно, не важно, плевать на Степанова, – машет руками Макар, – ты представь, что этот в костюме богатый и ты живешь с ним, ведешь хозяйство…
– В смысле? – уточняю я. – Разве у него нет прислуги?
– Ну, есть, – раздраженно кивает Макар, – есть там шофер и кухарка, я имею в виду, ведешь хозяйство в общем понимании…
Мимо нашего столика проходит Оскар Кучера в сопровождении съемочной группы Муз ТВ. На Оскаре – белая олимпийка Fake London, а все телевизионщики сплошь в свитерах Zara, и все они, как один, курят дешевые тонкие сигариллы.
– Так вот, – говорит Макар и тут же прерывается на минуту, когда к нам подходит официант, чтобы поменять пепельницу.
– Здесь всегда слишком часто меняют пепельницы, – ворчу я. – Ты не находишь, что в нормальном заведении их не должны менять каждые две минуты, и уж во всяком случае, не во время нашего с тобой разговора…
Макар пожимает плечами. Это ему как раз все равно. Что за фигня! Ему нет дела до действительно значимых вещей, зато он заморачивается по всякой ерунде, он утверждает, что ему плевать, что носить, да он и не знает никаких дизайнеров, если только хрестоматийные имена вроде Versace и Cavalli, да Gucci. Хотя, вот, пожалуйста, сегодня на нем Burberry и Prada. Он твердит, что не посещает косметические салоны, и явно презирает меня за то, что я пользуюсь отшелушивающей маской и делаю маникюр. Подумать только, ему даже без разницы, какая музыка играет в кафе, где он сидит! Я уверен, он бы ни в жизнь не отличил Луиса Салиноса от Дуэйна Смита. Возможно, он даже не отличил бы Duran Duran от Pet Shop Boys, только представь себе это, детка! К тому же его абсолютно не интересует, что за люди являются здешней публикой. Еще бы! Иначе он не выбрал бы это место на Трубной площади, этот убогий столик в самом центре зала. Мы сидим за ним, как на витрине, будто участвуем в дурацком телешоу, и все вокруг: оголтелая компания клерков, например, романтичная парочка у окна или старая проститутка с поддельной сумкой Louis Vuitton – короче, все вокруг без исключения греют уши и таращатся на нас. Но Макару хоть бы хны. Он озабочен только одним. Заставить всех вокруг соглашаться с его мнением по интересующим его же самого предметам. Все остальное просто не существует. Или, вернее, он отказывается верить в значимость всего остального. Так что, как ни крути, а весь мир вращается вокруг него, в этом Макар убежден. Только он никогда в этом не признается, даже самому себе…
– Так, – не унимается мой друг, – ты живешь с этим лысым, ходишь по выходным с ним вместе в гости, по выставкам и в кино, и каждый вечер вы ложитесь в огромную такую деревянную кровать с балдахином… – Он умолкает и криво улыбается.
А я смотрю на толстяка в костюме и пожимаю плечами.
– Как-то не очень, – тяну я.
– Да нет, – говорит Макар, – ты не понял. Это не то, что он трахает тебя или заставляет сосать во время выпуска последних известий. Нет. Вы просто живете с ним, как старая семейная пара, которая вместе уже двадцать или даже двадцать пять лет. Знаешь, такие родственные отношения. Ты трешь ему спинку в душе, а он отпускает тебя одного отдохнуть в Турцию.
