Бородатый русский вельможа с поклоном протянул Юлиану пергаментный свиток. Позднее Юлиан узнал, что было написано языческими письменами в этой грамоте:
«Я, Хан, посол царя небесного, которому он дал власть над землей возвышать покоряющихся и подавлять противящихся, удивляюсь тебе, король венгерский! Хоть я неоднократно отправляю к тебе послов, ты почему-то ни одного из них не отсылаешь ко мне обратно, да и сам ни послов, ни писем не шлешь. Знаю, что ты король сильный и могущественный, и много под тобой воинов, и великим королевством правишь ты один. Оттого-то тебе и трудно по доброй воле мне покориться. Но было бы полезнее для тебя, если бы ты мне покорился добровольно. Рабов моих куманов, бежавших от моего гнева, впредь не держал бы ты под своим покровительством. Куманам ведь легче бежать, чем тебе, они кочуют без домов, в шатрах. Ты же имеешь крепости и города, как тебе избежать руки моей?»
Юлиан попросил показать, ему монгольских послов, которые по приказу князя содержались в земляной тюрьме-порубе[22]. Послы сидели на корточках у осклизлой, сочившейся влагой стены, уткнув головы в колени. Они не шелохнулись, когда с грохотом откинулась тяжелая дубовая дверь поруба и вниз хлынул яркий солнечный свет. Это точно были монголы. Наверное, и все остальное, о чем рассказывал князь, тоже правда…
Из Владимира Юлиан поехал верхом, в сопровождении дружинников князя. Ехали почти без остановок, меняя коней в придорожных селениях. На коротких привалах Юлиан записывал названия русских городов, через которые проезжал: Рязань, Чернигов, Галич. 27 декабря Юлиан благополучно перевалил Карпаты, а 8 января нового, 1237 года передал в канцелярию короля Белы грамоту монгольского хана. Круг путешествия замкнулся.
Затем Юлиана в закрытой повозке, в сопровождении четырех рыцарей из охраны легата, повезли в Италию. В одном из пригородных римских монастырей священник Рихард, доверенное лицо папской канцелярии, подробно записал со слов Юлиана рассказ о путешествии в восточные страны. Ему же Юлиан принес обет молчания. Отныне и вечно Юлиан никому не мог сказать ни слова о своих странствованиях. Солдат воинства Христова доминиканец Юлиан выполнил свой долг. Пусть наградой ему будет отдохновение от трудов в тихой обители и благословение самого папы, переданное через того же священника Рихарда…
Но в начале осени 1237 года Юлиану снова было приказано отправляться в путь.
Тревожными ветрами встретила Юлиана половецкая степь. Казалось, в ту осень люди двигались только на запад. Пылили половецкие кибитки, покидая придонские пастбища. За стадами шли женщины и подростки — многие мужчины погибли в сражениях с монголами, которые уже перешли Волгу. Брели по пыльным шляхам последние булгарские беженцы, оборванные, изголодавшиеся. Молчаливыми кучками сидели у костров аланы. А впереди беглецов, расходясь как круги по воде от брошенного камня, неслись устрашающие слухи. Пять великих языческих царств легли под копыта монгольских коней! Как погребальные костры, пылали наполненные трупами булгарские города! Кагир-Укуле, славный эмир ясов, умер жалкой смертью! Реки покраснели от крови! Невиданные багровые радуги поднялись над Диким Полем!
Ужас гнал людей на запад, подальше от кривых монгольских сабель. Ужас остановил доминиканскую миссию неподалеку от рубежей русской земли. Спутники Юлиана давно уже предлагали вернуться. Все, что случилось за прошедшее лето в степях, записано на желтом пергаментном свитке. Много людей повстречалось в пути Юлиану, и каждый оставил свой след в этих записях. Пора, пора возвращаться!
Но Юлиан медлил. Он еще не узнал главного, ради чего пошел навстречу этому урагану: куда будет направлен первый, самый страшный удар и сколько воинов выведет в поход предводитель монголов Батухан? Но вскоре и это стало известно.
Последний привал на берегу Северского Донца. За холодной гладью реки дымилась степь. Всю ночь скрипели тележные колеса и ржали кони: люди шли и шли на запад, надеясь на спасенье в чужих далеких краях. Гонец-половчанин нетерпеливо переминался за спиной. А Юлиан, согнувшись у тусклого светильника, дописывал грамоту, которую гонец должен был спешно доставить легату апостольского престола в Венгрии епископу Перуджи:
