При князе Андрее Боголюбском разбогатела Владимиро-Суздальская земля, поднялась выше Руси Киевской. Зодчие владимирского самовластна строили пышные, величественные соборы. Успенский собор в столице поражал праздничной нарядностью, яркими фресками, разноцветной мозаикой, щедрой позолотой. И если храмы-воины князя Юрия Долгорукого прятались за крепостными стенами, то пять золоченых глав Успенского собора владычествовали над городом Владимиром, как сам Владимир господствовал над другими городами Северо-Восточной Руси…
И великий князь Всеволод Большое Гнездо стремился к величавой пышности, и нынешний великий князь Юрий Всеволодович — тоже. Соборный храм — украшение города, видимое воплощение могущества князя…
Владимирский каменщик Микула сначала был подмастерьем. Шесть лет приходилось учиться, чтобы постичь мастерство каменного дела, и все шесть лет бродил Микула с артелью каменщиков по разным городам, строил башни, соборы, княжеские хоромы.
Микула мечтал стать зодчим, чтобы строить не по чужой указке, а по своему разумению. Но не каждому из каменных дел мастеров удавалось стать зодчим, поэтому за великую удачу посчитал Микула, когда его позвали к епископу Митрофану.
Епископ встретил мастера сухо, строго ткнул пальцем в бляшки на поясе Микулы, изображавшие звериные головы, сказал недовольно:
— Сие богопротивно, от языческой скверны. Сними, сын мой!
Микула покорно склонил голову:
— Исполню, владыка.
Епископ продолжал наставлять:
— Богопротивно сие! Некие люди не только в миру языческие символы, зверей да птиц лики, на себе носят, но и на стенах храма режут безбожные узоры по камню! Грех это, грех! Храм божий строгим должен быть, отрешенным. Так строить будешь!
— Исполню, владыка! — повторил Микула.
Смирение мастера успокоило епископа Митрофана. Он еще раз строго посмотрел на Микулу, погрозил кому-то крючковатым пальцем, но все-таки смягчился:
— Ладно уж, ступай. Собирай артель именем моим. Серебро и еще что надобно возьмешь у Арефы, я скажу ему. Будешь строить собор в Суздале, на месте старого, обветшалого. Но помни, что сказано: строить отрешенно, строго!..
Артель каменщиков Микула собрал быстро — он знал мастеров, и мастера знали его. Погрузили на телеги инструмент, нехитрый скарб, посадили домашних и отправились в Суздаль — на долгие годы, на новую жизнь. Каменный собор возвести — как жизнь прожить…
Мастера быстро разобрали ветхие стены старого собора, построенного еще при Владимире Мономахе, начали поднимать новые. Нещедрым оказался епископ Митрофан. Белого камня-известняка привозили в Суздаль мало, и часть собора пришлось складывать из легкого пористого туфа. Неровности стен заглаживал потом Микула густой побелкой.
Одно было хорошо: не мешали зодчему строить как он задумал. Три купола венчали собор, большой — в центре, а два поменьше — сбоку, над хорами. Удивлялись люди, глядя вверх: будто плыли купола собора навстречу бегущим облакам.
Шли годы. Украшался суздальский храм. Лег под ноги разноцветный пол из майоликовых плиток. Живописцы расписали стены и своды яркими фресками. Возле алтаря поставили узорные литые подсвечники, опиравшиеся на фигуры львов.
Состарился зодчий Микула, частенько говорил домашним:
— Вот окончу все, и помирать можно. Не напрасно на свете прожил. Кости истлеют, а след от меня на земле останется. Будет стоять храм сей вечно, как вечна земля Русская!
Вера в вечность и неизбывность Русской земли поддерживала Микулу в горькую годину Батыева нашествия. Никак он не мог поверить, что земля, несущая на себе такую каменную красоту, склонится перед татарами. Доходили до Суздаля слухи о гибели Рязани, о кровавом побоище под Коломной, о сожжении Москвы, а старый зодчий, как обычно, обходил собор, прикидывал, кого из мастеров еще нужно позвать, что доделать…
Февраля в третий день в Суздаль пришел обоз с бежавшими из столицы боярами. Ожили боярские дворы. Холопы и тиуны сновали по торговой площади, скупая у мужиков баранов, кур, дичину. Любили суздальские бояре поесть всласть, а запасы из пригородных вотчин еще не привезли. Не обеднеют сундуки боярские от такой малости, серебра накоплено на две жизни!
