— Если знает книжную мудрость, грех ему простим. Пусть послужит церкви, искупит грех свой.
— Из Костромы пишут… — начал Арефа.
Негромко скрипнула дверь. В келью бесплотной тенью проскользнул отрок-послушник, склонился к епископу:
— Владыка, великий князь пожаловал.
— Зови!
Почти тотчас в дверях показался Юрий Всеволодович. Епископ жестом отпустил Арефу, тяжело поднялся, благословил великого князя.
Юрий Всеволодович устало опустился на скамью, закрыл глаза.
Епископ Митрофан не торопился начинать разговор. Понимал, что великий князь пришел с недобрыми вестями, с сомнениями и смятением в душе. Такое бывало многократно и раньше: тревожна жизнь княжеская, рядом с удачей неудача ходит, с радостью — беда, а великий князь — тоже человек, телом уязвим и духом, утешенья ищет и совета…
А Юрий Всеволодович заново переживал тяжелый разговор с сыном, час назад прибежавшим с немногими дружинниками из-под Коломны. Великий князь и не ждал громкой победы над Батыем, но чтобы так быстро погибло войско, собранное с неимоверными трудами, — это было страшно. Он надеялся, что коломенская застава хоть ненадолго задержит татар на дальних рубежах, а за это время удастся собрать новое войско. Теперь этой надежды не было. Что делать, на что решиться?
Можно было сесть в крепкую осаду за стенами стольного Владимира и обороняться до последнего воина. Погубить войско и самому доблестно погибнуть… Но кому от этого польза? Только царю Батыге, который ждет случая разом покончить со всей силой владимирской…
Можно уйти за Волгу, в безопасном месте собрать войско и продолжать войну. Если коломенская застава не задержала Батыгу, то заволжские леса приостановят степную конницу, позволят выиграть месяц-другой, собраться с силами, окрепнуть… Но как бросить стольный Владимир? Что скажут люди?..
Мысль о том, что отъезжать за Волгу все-таки придется, снова и снова возвращалась к великому князю. Возможно, бояре и воеводы будут возражать против отъезда, особенно те, чьи вотчины соседствуют с Владимиром, но не их возражений и не людской молвы опасался великий князь. Он — господин, и решать — ему! Беспокоило другое. Как отнесется к отъезду великого князя церковь? Без благословения церкви нельзя решаться на такое дело, в ее власти все оправдать словом божьим или предать анафеме. А церковь олицетворял епископ Митрофан. Поэтому-то и пришел к нему великий князь со своими сомнениями…
Как на исповеди, ничего не утаивая, рассказал Юрий Всеволодович о гибели войска под Коломной, о растерянности ближних бояр, о своих собственных мыслях — пока еще только мыслях, еще не успевших стать решениями. Рассказал и замолчал, ожидая слова епископа.
Но Митрофан только обронил:
— Я слушаю, княже, продолжай.
Юрий Всеволодович посмотрел в глаза епископа, ожидая увидеть гнев и осуждение. Но ни того, ни другого не было во взгляде Митрофана — только грусть, только сердечное сочувствие и понимание.
И великий князь решился:
— Надумал я уехать из Владимира. За Волгой, в лесах, соберу войско. С войском приду спасать Русь. Во Владимире останутся сыновья мои, а при них воевода Петр Ослядюкович…
Епископ Митрофан медленно прикрыл глаза, окаменел лицом.
С тревожным ожиданьем вглядывался великий князь в бесстрастное, высушенное старостью и иноческим воздержанием, лицо епископа. Большие белые кресты на черном облачении владимирского владыки разбудили вдруг тягостные мысли о бренности всего земного, о зловещем вороньем карканье над разверзнутой могилой, о ничтожестве любого человека (даже его, великого князя!) перед божьей волей. На миг показалось: поднимется гордый старец, взмахнет золотым крестом, проклянет…
Но епископ только проговорил — тихо, безразлично:
— Не могу благословить прилюдно, ибо подумают о том по-разному. Но и осуждать не буду. Князь сам владыка в земных делах. В Священном писании сказано: «Богу — богово, кесарю — кесарево». — Помолчав, епископ добавил: — От себя скажу: поступаешь разумно. Осуждение людское стерпи, не о гордыни думай — о Руси, богом тебе врученной. Сам же я остаюсь в городе. Не покину, подобно епископу рязанскому, паству свою. Иди, княже, и верши тобою решенное. Бояре, поди, заждались на совете…
