К вечеру не осталось в Рязани живых, только дым, да обожженная земля, да пепел, да бездыханные трупы. Некому было плакать по мертвым, некому было схоронить их — все рязанцы равно испили смертную чашу…
Почти неделю простоял Батый на развалинах Рязани. Войско устало от многодневных приступов. Много времени занял подсчет и дележ добычи — Рязань оказалась очень богатым городом.
Писцы хана Батыя пересчитали награбленное, по обычаю отделили одну пятую часть великому хану Угедею, другую пятую часть — самому Батыю и остальным предводителям войска, а оставшееся добро разделили между туменами.
Слуги ханов и темников прятали по сундукам золотые и серебряные чаши, камни-самоцветы, драгоценное оружие, дорогие меха.
Сотники и десятники набивали переметные сумы и повозки одеждой, беличьими шкурками, медной и оловянной посудой, женскими украшениями.
Простым воинам доставались овчинные полушубки, домашняя утварь, сапоги с ног убитых рязанцев.
Каждый, от высокородного темника до последнего погонщика обозных коней, знал свое место в строю и свою долю в добыче. Это была круговая порука грабителей, скрепленная кровью и страхом, и доля добычи целиком зависела от места, которое занимал человек в сложной иерархии державы Чингисхана.
Только самые удачливые и отчаянно храбрые могли надеяться на продвижение вверх: от простого воина к десятнику, от десятника к сотнику. Бунчук тысячника был пределом возможного для рядового кочевника. Темниками становились лишь высокородные ханы и эмиры. Недаром говорили в степных селениях: «Воробей, сколько ни машет крыльями, не поднимется выше орла!» А орлом нужно было родиться, если не родился орлом — нечего жаждать невозможного…
Закон великого хана Чингиса — яса — требовал от ханов и темников заботиться о своих воинах, кормить их и давать одежду. Но великий хан не говорил, что нужно беречь их жизни, если впереди была добыча. Поэтому Батый равнодушно смотрел на трупы своих воинов, уложенных длинными рядами у городской стены. Первый большой русский город побежден. Обозы наполнились драгоценностями. А войско Батыя столь велико, что в потоке его, двигавшемся мимо хана, потери были мало заметны.
Глава 4
Москва-река, Владимирское пограничье…
1
Никогда еще не было в москворецком сельце Локотне такого многолюдства, как в январские дни зимы от сотворения мира шесть тысяч семьсот сорок шестой.[32]
С утра до позднего вечера тянулись по льду Москвы-реки нескончаемые обозы, проезжали конные дружины, шли пешие полки — войско великого владимирского князя двигалось к рубежам, к пограничной Коломне. Говорили, что сам великий князь остался во Владимире, поручив командование полками старшему сыну, князю Всеволоду Юрьевичу. Верно это или нет, достоверно люди не знали, но войско к Коломне собиралось большое, из многих городов. Так что вполне могло быть, что подоспеет и сам великий князь…
Локотненские ребятишки, коченея на колком январском ветру, часами стояли по береговым обрывам, встречали криками каждую рать:
— Глянь-ка, конные бегут! Щиты красные у них!
— А то князь впереди, не иначе. Злато блестит!
— Стяг-то, стяг какой! С крылатым всадником и змеем! Кто посмелее, сбегали с берега вниз, на речной лед, просили проезжих:
— Прокати, боярин, на коне!
Какой-нибудь дружинник, шутливо нахмурившись, грозил плетью, и ребятишки бросались врассыпную, радостно визжа:
— А вот и не догонишь!..
Ребятишкам-то забава, а взрослым мужикам — тягостные думы. Война пришла!
Старались порасспрошать воинов, благо было с кем поговорить: на ночлег в избы набивались ратные люди из разных полков. Во дворах жарко пылали костры. Воины поворачивали над огнем вертелы с бараньими и свиными тушами, помешивали густое варево в медных котлах — в военное время воеводы не скупились на харчи.
В Локотне на корм ратным людям порезали весь скот. Но мужики не сожалели: все-таки для своих, да и платили воеводы сполна, серебром. Серебро-то по нынешним опасным временам даже удобнее. Барана или свинью далеко не угонишь, а серебро завязал в кисет — и шагай…
Локотненские мужики подсаживались к котлам, хлебали сытную воинскую похлебку, расспрашивали, откуда и куда идет рать. Оказывались в Локотне ратники и из Владимира, и из Ростова, и из иных, даже самых дальних, городов, о которых локотненцы знали только понаслышке.
