Русский щит - страница 200
Князь Даниил презрительно скользнул взглядом по распростертому боярину и вышел из каморки.
Холоп в сердцах пнул сапогом скляницу из-под вина; скляница покатилась по чисто выскобленному полу и разлетелась вдребезги, ударившись о стену.
А дворецкий Иван Романович Клуша, оставленный наконец в покое, снова повернулся лицом к стене и, удовлетворенно почмокав губами, затих. Наверное, ему снились хорошие сны.
Сквозь непроглядную темень, сквозь дрожащую пелену дождя, разбрызгивая копытами стылые лужи, спотыкаясь об обнаженные корневища, скакали в ночь всадники с горящими факелами.
Ошеломляющим был переход от уютного тепла княжеского дворца к бешеной скачке по лесной дороге.
Наперерез всадникам кидались черные ели, угрожающе взмахивали колючими лапами и будто опрокидывались за спиной на землю. Даниилу казалось, что это не он с ближней дружиной мчится по ночному лесу, а сам лес бежит навстречу, расступается перед багровым пламенем факелов и снова смыкается позади, и нет перед ним никакой дороги — лишь враждебный, нескончаемый лес.
Но дорога была, хоть знали о том, куда она ведет, всего два человека — сам Даниил да сотник Шемяка, и отпущено было на эту дорогу времени до рассвета.
Князь Иван, переяславский наследник, ждал москвичей в лесной деревеньке возле устья речки Всходни, отъехав тайно от своего обоза…
Князь Даниил Александрович не осуждал племянника за подчеркнутую потаенность встречи. Понимал, что иначе Иван поступить не мог, и хорошо, что возле него нашелся кто-то мудрый, подсказавший княжичу опасность людской молвы о встрече с Даниилом Московским. В Переяславле ведь еще сидели наместники великого князя Андрея, и неизвестно было, как они поступят. Не воспользуются ли слухами о переговорах Ивана с московским князем, чтобы не впустить его в Переяславль?
Скоро, скоро все разъяснится! От Москвы до устья Всходни всего двадцать верст лесной дороги…
Всадники выехали из леса на большую поляну, за которой стояли избы, едва различимые в предрассветном сумраке. Даниил придержал коня, повернулся к Шемяке:
— Здесь, что ли?
— Будто бы здесь, — нерешительно отозвался сотник. — Прости, княже, отъезжал я в темноте, доподлинно не сметил… Но стог помню, что по правую руку от избы стоял, и колодезь тоже… Здесь!
Всадники поехали через поляну, заросшую высокой травой. Ветер стих. Дождь моросил неслышно, оседал водяной пылью на шлемы дружинников, на спины коней, каплями скатывался по жесткой осоке.
Из деревни выехали навстречу всадники с копьями в руках. Окликнули издали:
— Кто такие?
— Москва!
— Переяславль! — донесся ответный условный крик.
К князю Даниилу приблизился не старый еще, плотный боярин с русой бородой, в меховой шапке, надвинутой на глаза, в суконном плаще, полы которого опускались ниже стремян. Даниил сразу узнал его: дворецкий покойного великого князя — Антоний. По словам сотника Шемяки, ныне Антоний был первым советчиком княжича Ивана.
Боярин Антоний коротко поклонился, сказал вялым, недовольным голосом:
— С благополучным прибытием, княже. Который час ждем. Рассветает скоро. Князь Иван Дмитриевич уже отъезжать собрался. Еще немного, и не застали бы его…
Даниилу не понравились ни слова боярина, ни то, как он произнес их. Давненько уже никто с ним, князем Даниилом, не осмеливался так разговаривать. Можно было так понять, что боярин Антоний упрекает москвичей за промедление, как будто Даниил не торопился, как только мог, не скакал всю ночь через лесную глухомань!
Но что удивляться? Высокомерие боярина Антония запомнилось Даниилу еще по детским годам, когда он жил у старшего брата. Тогда приходилось терпеть, но нынче…
«Пора бы менять боярину обхождение, пора!» — раздраженно подумал Даниил, но обиды своей не выдал, ответно поприветствовал:
— Рад видеть тебя, боярин, в добром здравии. Веди к князю. Я тоже заждался.
Стремя в стремя, будто ровня, князь и боярин поехали вдоль забора из кривых осиновых жердей, свернули в ворота.
Княжич Иван — высокий, слегка сутулый юноша с длинными белокурыми волосами — стоял на крылечке избы, близоруко щурился.
Даниил соскочил с коня, обнял племянника за узкие плечи.
