Дети скучать не давали. Четверо их было, хоть со дня светлого свадебного пира только-только пошел восьмой год. Старшему, Ивану, уже шестое лето сравнялось. Весь в отца: рослый, сероглазый. Младшенький Александр — тот в мать, помягче брата, поласковее. Но тоже к мужеским забавам тянется, потешным мечом в горенке размахивает. А сойдутся вдвоем, бой настоящий! Хоть и затуплены мечи по наказу княгини, но все же боязно, глаз да глаз нужен! С сыновьями всегда так: сызмалетства тревоги, а вырастут — тревоги втрое. Иное дело дочери. Двое их у Евпраксии, погодки Анюта и Дуняша. Румяные, пухлявые, спокойные. Младшенькой третий год пошел, только-только от груди отняла. Жить бы да радоваться: все, слава богу, здоровы… Вот только бы муж любимый, Дмитрий, почаще навещал. Нынешней зимой больше месяца живет в Переяславле, а видит его Евпраксия все равно не часто. Сегодня тоже засиделся за делами допоздна. Сумерки во дворе, а его все нет.
Княгиня подняла голову от рукоделья, привычно окинула взглядом ложницу. Анюта и Дуняша катали по ковру мячик, сшитый из разноцветных шелковых лоскутков. Сыновья затеяли шумную возню. Иван, повалив младшего брата на пол, прижал его коленом и требовал, возбужденно сопя:
— Проси пощады, татарин! Проси!
Евпраксия видела, что младшенький вот-вот готов расплакаться, и приподнялась со скамейки, чтобы вмешаться в ребячью ссору. Но за дверью послышались знакомые тяжелые шаги.
Вошел Дмитрий Александрович. Лицо его было хмурым, озабоченным. Евпраксия поняла, что явился он не с доброй вестью, однако, скрывая тревогу, сначала поклонилась, по обычаю, в пояс, как приветствуют хозяина дома:
— Будь здрав, господин наш Дмитрий Александрович!
Дмитрий подошел, ласково провел ладонью по волосам жены, шепнул на ухо, чтоб дети не слышали:
— Сегодня ж ночью отъезжаем из Переяславля. Татары идут! Соберись сама в дорогу, собери детей. Когда обоз приготовят, Лаврентий зайдет за тобой. С богом! — предупреждая вопросы, закончил Дмитрий. — А мне недосуг, дел разных перед отъездом невпроворот…
Глубокой ночью от княжеского дворца тронулся обоз, окруженный молчаливыми дружинниками. Сильные кони быстро пронесли сани по пустынным улицам. Предупрежденная стража распахнула створки городских ворот.
Прощай, Переяславль!
3
А черная татарская волна катилась по Руси.
Катилась, захлестывая и сметая с лика земли села и деревни, погосты и починки.[89] Катилась, разбиваясь брызгами о крепкие стены городов и обтекая их, как обтекает бешеная половодная вода гранитные утесы. Ордынцы на этот раз пришли налегке, без осадных машин-пороков, и под крепостями не задерживались.
Татарские всадники лютовали под Владимиром, под Суздалем, под Юрьевом, под Переяславлем, под Тверью. От нашествия пострадали и владенья Константина Борисовича Ростовского, давнишнего друга и союзника князя Андрея: татары не разбирали ни своих, ни чужих. Из Ростовского княжества они увели тысячи пленников, вырезали или угнали весь скот.
Напрасно Константин Борисович жаловался на разоренье темнику Алчедаю, чьи люди воевали к северу от Клязьмы. «То дикие люди, из кочевых орд, — насмешливо улыбаясь, объяснил толмач-переводчик. — Где им понять, какая земля за князя Андрея, а какая за ханского ослушника Дмитрия? Тебя же, князь, никто не тронет. Ты под защитой ханского ярлыка…»
То был год от сотворенья мира шесть тесяч семьсот восемьдесят девятый,[90] под которым летописцы скорбно сообщали: «Татары испустошили грады и волости. Села и погосты, монастыри и церкви пограбили, книги и всякое узорочье с собой увезли. Многих же людей побили, а иные от мороза померли, хоронясь в лесах. Все то зло сотворил князь Андрей со своим Семеном Тонильевичем, добиваясь княженья великого не по старейшинству…»
Князь Андрей Александрович с конной дружиной и отборной татарской тысячей из тумена Кавгадыя гнался за обозом Дмитрия. Каждый всадник вел за собой двух запасных коней. Переходы были длинными и стремительными. В придорожных селах татары почти не задерживались для грабежей: за поимку великого князя тысячнику и сотникам была обещана большая награда. Сам Андрей был уверен в успехе. Ведь погоню вел боярин Семен Тонильевич, лютый враг Дмитрия, исходивший Русь из конца в конец и знавший все тропинки в лесах!
