Нелегким было лето после нашествия. Мужики строились сами, возводили всем миром боярский двор, тоже пожженный татарами, посылали артели плотников в город Владимир — помогать великому князю Ярославу Всеволодовичу поднимать из пепла столицу. Последний свой достаток отдавали на общерусское дело: на войско, на строенье городов, на восстановленье храмов божьих, разоренных иноверными языцами. Надеялись, что минет тяжкая година — и заживут люди по-прежнему.
Но в лето шесть тысяч семьсот шестьдесят пятое[85] приехали на Русь ордынские численники, посланные ханом Золотой Орды — Берке, переписали мужицкие дворы, обложили народ данью. Вдвое, втрое умножились оброки. В ордынский выход — «цареву дань» — собирали по полтине с сохи, а в сохе числили два мужика-работника. Как поднять этакие платежи? За две полтины на торгу отдавали добрую лошадь… А торговые сборы — мыт да тамга? А извозная повинность — подводы да ям? А дары и почестья хану, родственникам его, мурзам и баскакам? А корма ордынским послам? А запросы ханские на военные нужды? А прочие ордынские тягости, перечислить которые пальцев на руке не хватало: поминки, выходное, памятное, становое, выездное и даже мимоезжее?..
Кряхтели дедковские мужики, но платили, потому что знали — для всей Руси эта тяжкая ноша, только данью можно откупиться от нового разоренья.
Помогала земля-кормилица. Полосой прошли урожайные годы, как будто пашня, обильно политая кровью, спешила отблагодарить людей, не покинувших ее в лихую пору. Увеличенные оброки становились привычными. Оказалось, что и под Ордой жить все-таки можно! Пусть не обильно, не вольно, в опасности и тревоге, но — можно. Сел на великое княженье Александр Ярославич Невский. Прекратились усобицы, пришла на Русскую землю тишина. А в тишине богатство земли множится…
То были годы, когда отрок Данила жил на отцовском дворе.
А потом и эта жизнь стала рушиться. При новых великих князьях, братьях покойного Александра Ярославича, началось на Руси нестроение. Что ни год, то усобица, а то и рать по всей земле. Молодые мужики больше за воинскими стягами ходили, чем за сохой. Прорва ненасытная — война! Сколько ни работали, все на нее уходило. На мужицких поясах не хватало дырок. Прокалывали новые дырки, потуже затягивали голодные животы и — работали. Не век же продолжаться усобной войне! Были и раньше на Руси усобицы, так же разоряли народ. Но потом побеждал сильный князь, и устанавливалась тишина. Ждали тишины и от великого князя Ярослава Ярославича, и от великого князя Василия Ярославича…
Терпенье кончилось, когда великий князь Василий Ярославич призвал на Русь баскака Амрагана и его зятя Айдара с татарскими туменами. Пошли тысячи ордынских всадников по владимирской земле, разоряя по пути деревни, дочиста выгребая зерно из сусеков, закалывая и тут же пожирая скот. Потом еще и еще приходили. От татарских разбоев некуда было деться. Не жизнь пошла в деревнях по Клязьме, Нерли, Удоде и Колокше, а чистое озорство, разбой…
К тому времени Данила выделился от отца, поселился с женой и сынишкой Димкой в новой избе на краю деревни. Была у Данилы лошадь, корова, три барана, а за рекой шесть четей пашни.[86] Хозяйство небольшое, но все ж таки жить можно. И отец Данилы начинал с малого, когда пошел в отдел.
Но корову увели татары вместе со всем деревенским стадом, летовавшим на дальних лугах. В Дедково прибежали общинные пастухи — исхлестанные плетьми, с безумными глазами, — упали в ноги людям, покаялись в невольной своей вине: «Не уберегли скотину, татары угнали…» Мужики похватали топоры и рогатины, кинулись в погоню. Однако следы некованых татарских коней уже затерялись на лесных дорогах.
Потом у Данилы татары отняли лошадь и порезали овец — прямо на виду, открыто, нагло. Данила стоял у крылечка, сжимая кулаки от бессильной ярости, и смотрел, как хозяйничали на его дворе чужие люди, выбивали двери амбара и клети, ссыпали в переметные сумы зерно, вязали в узлы домашний скарб, выводили за ворота лошадь. Данила был ограблен дочиста. Татары даже железные пробои выдернули из косяков, даже ячменный солод, замоченный на пиво, выгребли из кадушки. Потом вороги вскочили на своих лохматых коней и с визгом поехали прочь, волоча на арканах бараньи туши. Хорошо хоть жена с сыном успела вовремя спрятаться в орешнике, пересидела беду…
