Таким был владимирский князь Юрий, сын великого князя Всеволода Большое Гнездо.
Князь Юрий не был трусом. С юности он сам водил полки и одерживал победы в битвах. Ему было всего девятнадцать лет, когда в летописях появились первые записи о нем как об удачливом полководце. Иногда, длинными зимними вечерами, Юрий Всеволодович перечитывал написанные четким полууставом строки: «В лето шесть тысяч семьсот шестнадцатое[25] князь Михаил с Изяславом пришли, начали воевать волости Всеволодовы, великого князя, около Москвы, и се слышав, великий князь послал сына своего Юрия, и победил Юрий. Сами князья утекли, а людей их иных избили, а иных повязали, и возвратился князь Юрий к отцу с великой честью…»
Юрий хорошо помнил этот стремительный поход через зимние леса, по глухим дорогам. Помнил топот коней, звон оружия, шуршанье заледеневших стягов и самого себя — молодого и нетерпеливого.
Владимирским полкам удалось тогда нагрянуть неожиданно, как снег на голову, и супротивники побежали, бросив под ноги юного князя свои опозоренные знамена. Возвращаясь после победы, Юрий ехал с дружинниками по подмосковным деревням, милостиво улыбался сбегавшимся к дороге смердам и чувствовал себя уверенным и сильным…
Только много лет спустя, уже после смерти отца, Юрий понял, что эта сила была не его собственной, а отцовской. Юрий ходил туда, куда посылал его отец, его полки вооружил и обучил отец, и опытные воеводы, с которыми он советовался перед битвами, были не его, а отцовские.
Само будущее Юрия было тогда неясным: между ним и желанным великокняжеским столом был его старший брат Константин, первый наследник. Дважды ходил Юрий походами на Ростов, вотчину Константина, и дважды отступал, не добившись победы. Неудача следовала за неудачей, и все меньше оставалось веры в то, что он сможет стать вровень с прославленным отцом.
Особенно тяжелы были воспоминания о злосчастной битве на реке Липице. Казалось, Юрий сделал все возможное, чтобы победить. Вся ратная сила Владимирской земли, от боярина до последнего смерда, была выведена в поле. Вокруг княжеского шатра, докуда видел глаз, раскинулся огромный воинский стан. Толпой стояли высокородные бояре и воеводы, грозно трепетал над головой златотканый великокняжеский стяг. Вот уже и послы пришли от князя Константина, умоляли кончить дело миром. И свои бояре настаивали: «Твори мир!» Но князь Юрий, любуясь своей непреклонностью, с позором прогнал послов. Начальным людям своего войска он громогласно объявил:
— Кто возьмет врага живым — тот сам будет убит! Да не оставим ни одного живого!
Вспомнил Юрий, как помрачнели тогда отцовские воеводы, а один из них, самый старый и уважаемый, произнес укоризненно: «Не было такого при батюшке князе Всеволоде. Грозен был великий князь, но не жесток!»
Под приветственные крики дружинников, под рев боевых труб князь Юрий поднял меч, посылая полки в сечу…
А потом был разгром — тяжкий, позорный. Храбрые новгородские и смоленские полки, прибывшие на помощь князю Константину, наголову разбили владимирскую рать. Все нужно было начинать сначала…
Только неожиданная смерть старшего брата позволила Юрию окончательно закрепиться в стольном Владимире.
Много походов было и потом. Владимирские полки ходили против левонцев и Литвы. Юрия стали бояться. Соседние князья уже признавали его в отца место,[26] а кое-кто называл и господином. Казалось, снова собралась Русь под властной рукой одного владыки.
Но это только казалось, и лучше других это понимал сам Юрий Всеволодович. Он был первым среди равных, разделенных взаимными подозрениями и жадностью, отчужденных князей, а не владыкой. Не было уверенности, что в минуту опасности все князья Северо-Восточной Руси поставят свои полки под его великокняжеское знамя…
Великий князь Юрий Всеволодович знал о приближении огромного войска хана Батыя. Гонцы со степного рубежа, купцы, булгарские беженцы с Волги приносили тревожные вести. Но проходило лето, а нашествия не было. Юрий Всеволодович надеялся, что в этот год опасность минует Русь: накануне зимы степняки обычно в походы не ходили.
