Жизнь людей, списанных на берег, также складывалась по-разному. В отчете о деятельности эскадры, относящемся к февралю 1921 г., написано следующее: «Письма, поступающие от живущих в лагерях, касающиеся описания жизни там, рисуют ее, одни в очень мрачных тонах, другие — наоборот, в очень радужных, как всегда, по-видимому, истина лежит где-то посередине между двумя крайними мнениями. Все сообщения сходятся на одном — исключительно любезном и внимательном отношении французских властей, начиная с высших и кончая самыми низшими». Вот пример одного из «оптимистических» донесений: «Все присланные в лагерь Табарка чины Эскадры и их семьи размещены в помещениях для чинов одной из рот 4 зуавского полка[45](…). Форт Табарка построен на горе, на самом берегу и имеет большую историческую давность. Теперь самый форт реставрирован и в нем находятся различные кладовые хозяйства зуавского полка. Вокруг форта построены кирпичные бараки и отдельные домики, в которых и размещены русские. Больших удобств, чем те, которые предоставлены нам, думаю, ни в одном из лагерей нет. Питание превосходное, отношение отличное, климатические условия прекрасные, сама территория форта — это живописный уголок. Есть большой пляж в 5 минут ходьбы от форта. Все обслуживание лагерей ведется русскими и исключительно мужчинами. Зуавов всего 5. Уборка лагеря, тяжелые работы, кухонные работы — все ведется нами самими…»
Но так повезло далеко не всем. В других лагерях условия жизни следует признать значительно худшими. «Все предоставленные нам помещения представляют из себя небольшие бараки казарменного типа, человек на 20–50 каждый, в которых были ранее расквартированы французские туземные войска. Большинство из бараков не имеет пола, а у многих отсутствуют стекла в оконных рамах. Отопления бараки не имеют, поэтому в дождливое время в бараках сыро», — сообщалось в другом документе.
Вопрос с материальным обеспечением чинов моряков постепенно наладился. Монастырев указывал: «Продовольствия, поставляемого нам французскими властями, хватало с избытком. Они также снабжали нас бельем и одеждой и даже (с июня) накали платить жалование. Оно было чисто символическим (командир корабля, например, получал 21 франк, матрос — 10 франков), но все-таки хватало на табак и килограмм сахара». Необходимо отметить, что в дальнейшем размер офицерского жалования возрос вдвое.
Моральное состояние чинов эскадры в этом же отчете характеризуется так: «Личный состав эскадры отдохнул от работы, выполненной им на переходе, но отсутствие свободного сообщения с берегом и недостаточное питание отражаются на его настроении, которое можно назвать вялым, чему также способствует в высокой степени полная неизвестность ближайшей судьбы флота».
Более эмоционально обстановку на эскадре в этот период охарактеризовал А.И. Тихменев в письме Кедрову от 6 апреля 1921 г. «…обстановка мало изменилась, на рейде еще 2740 ртов, из которых около 1500 совершенно лишних. Настроение их не важное, не хотят смотреть на вещи с философской точки зрения. Все кипят, куда-то стремятся, что-то хотят делать, интригуют и сплетничают, а самое скверное — бездельничают.
В дни Кронштадтских событий — штаб, а главным образом М.А. [Беренс] и я, обвинялись в преступной бездеятельности и ничего не делании, т. е. не послали Кронштадту приветственной телеграммы, не завязали живой переписки с Главкомом и Кутеповым, не подбодрили личный состав (т. е. — не дали векселей, которых бы потом не оплатили), не потребовали у французов разрешения послать наши корабли поближе к Кронштадту и т. д.»[46].
После снятия карантинных формальностей на эскадре было объявлено о том, что все желающие могут вернуться в Константинополь и даже на родину. В «Совдепию» не пожелал отправиться никто, в Константинополь записалось около тысячи человек. Все они рассчитывали найти там работу по специальности. Командующий эскадрой обратился с письмом к главнокомандующему Русской армией, в котором указывал, что лица, желавшие вернуться в Константинополь, «…ни в коем случае не могут рассматриваться, как большевики и никакого касательства к последним не имели, а наоборот. — до конца исполнили свой долг, т. к. в крайне тяжелых условиях привели Эскадру в Бизерту, а потому имеют полное право на помещение их в лагеря в одном из славянских государств для приискания себе более естественного применения, чем житье на беженском пайке в лагерях Тунизии
