Я ходил по весенним улицам как живой дозиметр, держа в опущенной руке индикатор с постоянно нажатой кнопкой, и она радостно мигала мне красной кнопкой на каждом четвертом, а то и на каждом третьем встречном.
С витрин и щитов, с афиш и плакатов - со всех углов и стен (так мне казалось) била в глаза "сладкая" зазывная реклама "Америкэн перпетум мобиле". На деньги которой я так привык жить.
Многие горожане почтительно, или, наоборот, торопливо, как бы с чувством легкого стыда, здоровались со мной, а я отвечал им каким-то сквозь-зубным "за-се" и двигался прочь, выбирая районы постариннее, помалоэтажнее, потише. Если случалось забрести в деревянный, раскосый, судя по столбам и домам, "шанхай", то часто встречал навязчивых знакомых из забегаловок и первых клиентов, отдавших свою субстанцию за ящик, а то и литр водки. Они каждый по-своему начинали клянчить на бутылку, жаловаться на жизнь или упрекать меня, и я как-то сонно, будто под гипнозом, раздавал им долларовые и рублевые купюры различного достоинства. На этом наше общение прекращалось. Только один раз пьяная компания хотела набить мне рожу из пролетарских соображений, но, откуда ни возьмись, появился Варфоломей и возбудил в них своим великанством чувство интернационального раскаяния.
Гуляя по городу, я мог случайно набрести на брошенную в какой-то из дней на какой-то из улиц какую-то из своих машин. И тогда, если у автомобиля были на месте колеса, дверцы, лобовое стекло, бензин в баке и т. д., я нехотя возвращался на нем в офис.
Кроме "особых" клиентов, которых я любезно лишал биоэнергетической субстанции за услуги чуть ли не государственного масштаба, ко мне на аудиенцию прорывались порой "простые смертные". Они, что называется, и выбивали меня из рабочего ритма. Поэтому Гражина, как могла сокращала их ежедневный поток. И, тем не менее, они тоже выработали на нее иммунитет и придавали себе напускной важности, изображая чиновников и деловых людей, даже заставляли Гражину раскрывать перед ними дверь. А на поверку оказывалось...
Один клиент - очередной отец "заблудшего" сына - напомнил мне моего первого клиента - Полуэктова Петра Петровича. Чисто визуально. Было в нем что-то от работника обанкротившегося НИИ. Но внутри он оказался совсем другим человеком. Не такой размазней. Он решительно вошел в кабинет и с порога представился:
- Семенов Андрей Григорьевич. - Сел напротив без приглашения.
Я кивнул, мол - слушаю.
- Выручай, Сергей Иванович! - Резко и горько сказал он, руки у него при этом слегка тряслись. - Выручай, а то я их всех поубиваю! Да если бы он мог, я бы его вот этими руками - как Тарас Бульба! Я тебе породил, я тебя и... Эх! - здесь ему нужно было помолчать, поиграть желваками. - Сын у меня, Алешка, - снова начал он, - он, понимаешь, самостоятельный. Студент университета, а от отцовской помощи отказался. Не надо - и все! Вырастили, и на том спасибо! Стал по ночам дежурить в нашем захирелом НИИ, я его туда сам и устроил, в котором кроме макулатуры и пары компьютеров сторожить нечего. Шестьдесят комнат на двух этажах, сто двадцать столов... И первый этаж, как нынче водится, зарешеченный. Почему именно в его дежурство?! он снова выдержал нервную паузу, растирая кулаки. - Короче: залезли из подвала, компьютерную кухню вскрыли и спустили все эти ящики со второго этажа на талый снежок. Наследили прилично, сам видел. Поутру, естественно, милиция, как официант с заказанным час назад обедом.
Вопросов много задавать не стали. Повязали моего Алешку и в КПЗ. Версия у них, как у Холмсов, еще в дороге, видать, родилась. Следов много искать долго. На хрена время тратить, если преступник под боком. Стали шить это дело Алешке: якобы он наводчик, сообщник, а то и главарь этой команды. Бьют, конечно, но аккуратно, чтобы следов не оставалось. Алешка на свидании сказал, что даже бывалые зэки такому беспределу удивляются. А каково ему - восемнадцатилетнему?! Да что я тут тебе расписываю! Если можешь, забирай мою биоэнергетическую субстанцию и выручай. Мать с ума сойдет... Я, как только о вашей фирме вычитал - сразу сюда. А если надо, то и мать прибежит.