Депутаты Государственной думы почти единодушно (исключая лишь большевиков) объявили правительству о своей поддержке. Военные кредиты были приняты единогласно, и даже социалисты, воздержавшиеся от голосования, призывали рабочих защищать свое отечество от неприятеля. Демократы ждали после сопутствующего войне национального единения наступления эпохи конституционных реформ. Французский посол вынес из этого заседания впечатление, что русский народ, который не хотел войны, будучи застигнутым врасплох, твердо решил взять на себя ее бремя. Даже руководители социалистических партий проповедуют верность воинскому долгу, но они убеждены, что война приведет к торжеству пролетариата.
Война сблизит все социальные классы, непосредственно познакомит крестьянина с рабочим и студентом, она выявит недостатки бюрократии, заставит правительство считаться с общественным мнением, в дворянскую касту вольется демократический элемент офицеров запаса (так же, как это было во время Русско-японской войны, без чего военные мятежи 1906 г. были бы невозможны).
* * *
В 5 часов утра 3 августа из лондонского Форин-оффиса в британское посольство в Петербурге поступила лаконичная телеграмма: «Война с Германией, действуйте». Посольство было засыпано цветами. В присутствии царя Бьюкенен предложил тост за «две наиболее мощные империи в мире», которые после войны будут определять ход мировых дел, с чем Николай Второй «сердечно согласился».
Патриотизм первых дней был, безусловно, искренним. Но и у этого чувства корни оказались недостаточно глубокими. В русских деревнях, откуда пришли на фронт миллионы солдат, никто не имел ни малейшего понятия, по какому поводу и за что ведется эта война. Фаталистическое приятие смерти не могло компенсировать энергичных и разумных долговременных упорных усилий, за «веру, царя и отечество» нужно было воевать не только храбро, но и умно. Да что там крестьяне, вожди армии – ее генералы выделили из своей среды истинно талантливых полководцев только ко второму-третьему году войны. Даже такие молодые генералы, как Янушкевич, не владели техникой индустриальной войны, они не сумели избавиться от стереотипов старой эпохи, погубили лучших офицеров и безо всякого таланта распорядились судьбой первого, лучшего набора крестьянской массы и городских мастеровых.
Германия кипела в расовой ненависти. 11 августа на собрании в муниципалитете Берлина профессор фон Харнак говорил об угрозе западной цивилизации со стороны «цивилизации Орды, которая созывается и управляется деспотами, монгольской цивилизацией московитов. Эта цивилизация не могла вынести уже света восемнадцатого века. А еще менее свет девятнадцатого столетия, а сейчас, в двадцатом веке разрывает связи и угрожает нам. Эта неорганизованная азиатская масса, как пески пустыни, стремится засыпать наше плодоносное поле».
Начальник Генерального штаба германской армии фон Мольтке пишет 4 августа 1914 г.: «В этой войне речь идет о сохранении германской цивилизации и ее принципов против нецивилизованного славянства».
Потенциальная количественная мощь германской армии была на сорок процентов больше французской (9750 тысяч против 5940 тысяч). Разумеется, российский людской потенциал был более внушительным. Но, как пишет Б. Лиддел Гарт, «достоинства России лежали в физической сфере, а недостатки – в области интеллектуальной и моральной… Мужество и выдержка ее солдат были овеяны славой. Но коррупция и некомпетентность пронизали ее руководство. Рядовой состав не имел подготовленности и инициативы, необходимых для научного ведения военных действий, – он создавал инструмент огромной твердости и малой гибкости, – а производственные ресурсы были меньшими, чем у великих индустриальных держав… Россия, чья вошедшая в поговорку медленность и недостаточная организация требовали проведения осторожной стратегии, оказалась готовой к тому, чтобы порвать с традицией и вступить в азартную игру, которую могла позволить себе лишь армия огромной мобильности и организации».
* * *
Тактически немцы обладали тремя важными преимуществами. Во-первых, они полностью осознали значимость тяжелых гаубиц и имели их значительное число. Во-вторых, они более других осознали значимость пулемета, доминирующего над полем сражения. В-третьих, германский Генштаб полностью осознал значимость железнодорожных коммуникаций как средства быстрой концентрации войск и их скоростного перемещения. Стратегию Германии в начавшейся мировой войне определяли идеи графа Шлиффена (начальника Генерального штаба Германии в 1891–1906 гг.) Он пришел к выводу, что в условиях войны на два фронта «вся германская мощь должна быть брошена против одного врага, сильнейшего, наиболее мощного, самого опасного врага, и им может быть только Франция». Семь восьмых германской армии были направлены на запад, чтобы сокрушить Францию за шесть недель. На востоке немцы оставили только заградительные силы для прикрытия. Победив французов, немцы собирались всей мощью навалиться на Россию.
