— Право? — прервал с насмешливой улыбкою Черкасов. — Так что ж вы, Андрей Алексеевич, беспрестанпо вертитесь, как будто бы вам неловко?
— Привычка, Иван Антонович, привычка! Меня и маленького за это часто журили: все, бывало, верчу головою. А, смею вас спросить, по какой причине государь Петр Алексеевич не пожаловал сегодня к господину Гутфелю?
— Я думаю, для того, чтоб не соблазниться и не скушать чего-нибудь за ужином.
— Да разве его царское величество изволит недомогать?
— Нет, слава Богу, он здоров.
— Так почему ж ему не покушать? Гутфель кормит своих гостей хорошо.
— В том-то и дело, а государь уже четвертую неделю не изволит ничего кушать, кроме пустых щей, хлеба и гречневой каши.
— Что вы говорите?..
— Право так. Государь Петр Алексеевич хотел изведать на самом себе, достаточна ли для пропитания и полного продовольствия солдата отпускаемая для него казенная порция, и для этого в течение целого месяца решился питаться одним солдатским пайком.
— Скажите пожалуйста! Ах, Господи, да зачем же он изволит себя так изнурять? Приказал бы кому-нибудь из своих генералов…
— Нет, Андрей Алексеевич, у его царского величества обычай уж таков. «Изведаю, дескать, на себе самом, так это будет повернее». Ведь он же не послал в Голландию никого из своих генералов учиться корабельному художеству, а сам пошел в рабочие люди; зато уж его теперь никакой иноземный мастер не проведет; он тотчас ему скажет: «Врешь, немец! Я это дело не хуже твоего знаю».
— А что, осмелюсь вас спросить, господин фельдмаршал, Александр Данилович Меншиков, пожалует ли к нам в Москву?
— Не думаю, — отвечал сухо Черкасов, закуривая свою трубку.
— Жаль, очень жаль!
— А почему вы так об этом жалеете? — спросил Черкасов, глядя пристально на толстого б. арина.
— Да как же, Иван Антонович, я еще ни разу не удостоился его видеть и, признательно вам доложу, желал бы очень взглянуть на — толь великого мужа.
Черкасов нахмурился.
— Да, сударь, — продолжал толстый барин, — дорого бы я дал, чтоб посмотреть на сего знаменитого полководца и верного слугу царского, который в столь короткое время…
— Попал в фельдмаршалы, — прервал Черкасов. — Ну, что ж тут диковинного? Государь волен жаловать кого хочет.
— Конечно, конечно! Да ведь жалует-то за дела…
— Неравны дела, Андрей Алексеевич: за иное дело как не пожаловать, а есть и такие дела, за которые следует по законам, несмотря на лицо, не токмо сослать в каторжную работу, но даже и весьма живота лишать.
— Неоспоримо есть, да ведь таковые люди достойное по своим делам и приемлют, а я говорю вам об Александре Даниловиче Меншикове.
— И я вам о нем же говорю.
— Как-с? — прошептал с ужасом толстый барин.
— Да так! Сегодня фельдмаршал, а завтра капрал.
— Кто-с?..
— Да тот, кто государя обманывает… Да что об этом говорить: коли Господь до времени терпит и царь покамест милует, так не наше дело!.. Только, право, не мешало бы господину фельдмаршалу почаще вспоминать пословицу: «Повадился кувшин по воду ходить…»
Андрей Алексеевич, который до того по милости своего галстука был ярко-пунцового цвета, вдрут побелел как мука; он робко посмотрел кругом, хотел что-то вымолвить, поперхнулся, начал кашлять и, не говоря ни слова, встал со своего места, а Черкасов взял со стола гамбургские газеты и принялся их читать. Меж тем Андрей Алексеевич подошел к двум господам, которые играли в шахматы; один из них, замечательный по своей необычайной худобе и быстрым лукавым глазам, играл, по-видимому, гораздо бойчее своего соперника, человека пожилых лет, в огромном парике с длинными кудрями и немецком светло-голубом кафтане.
— Шах и мат! — возгласил торжественно первый игрок, подвигая вперед пешку.
— Позвольте, позвольте!.. — прервал господин в голубом кафтапе.
— Не беспокойтесь, Аркадий Тимофеевич: шах или мат! Хоть до завтрева думайте, вам ходу нет. Здесь конь, а там визирь… Ну, куда вы ступите?
— Ах, какая досада! Так вы мне делаете шах и мат пешкою?
— Да, не прогневайтесь, иногда простая пешка задаст такого шаху, что и визирь не очнется.
— Истинно так! — сказал толстый барин вполголоса. — Неравна пешка: вот хоть этот кабинетский писец Черкасов… Ну что такое писец?.. Не велика птица…