Как уже говорилось, исихазм возникает в среде монашества в IV веке как духовно-практическое делание, в основе которого лежала библейская традиция понимания человека. "Эта традиция принимает, что связь человека с Богом затрагивает и охватывает всего человека как единое целое. В составе, в природе человека нельзя выделить никакой части, которая целиком заключала бы все то, что в нем причастно высшему, божественному бытию".[62] Способность человека к прямому богопознанию и богообщению принадлежит всей человеческой природе в целом, а не какой-то одной, пусть и важнейшей, ее части. Различия могут быть лишь по той роли, которую та или иная часть осуществляет в устремлении человека к Богу и соединении с ним.
Однако данная целостность человеческой природы не является предзаданной. Ее еще необходимо достичь. На решение этой задачи и направлена практика исихазма. В общих чертах можно выделить определенную основу этой практики, остающуюся неизменной за всю историю ее существования от преподобного Антония Великого до оптинских старцев.[63]
Первоначальный момент включает в себя "сведение сердца воедино", или "очищение сердца". «Сердце» имеет здесь обобщенно-символический смысл — как средоточие духовной жизни человека, его внутренний центр. Сердце, по Священному писанию, является органом всей симфонии душевных чувств, от сильной радости до глубокой печали, от восторженной любви до ненависти. Но сердце вбирает в себя не только чувства. Оно выступает также органом мысли: "Для чего мыслите худое в сердцах ваших?" — спрашивает Христос книжников (Мф. 9: 4; Лк. 3: 15), а вместе с тем и средоточием мудрости. Будучи центром нравственной жизни человека, сердце по своей функции совпадает с совестью или является ее «хранилищем». Поэтому вся исихастская традиция говорит о необходимости "собрать в любовь ко Господу рассеянное по всей земле сердце".[64] Эта работа по "собиранию сердца воедино" и его «очищению» от всего дурного — одна из важнейших частей исихастской духовной практики, в нее вовлекается все содержание человека — тело, душа и ум.[65]
Чистое сердце обретается непрестанной памятью о Боге и молитвой, совершаемой умом в сердце или, по-другому, умно-сердечной молитвой. Ум, представленный самому себе, не может долго сосредоточиваться на одном предмете, отвлекаясь посторонними помыслами, «рассеиваясь» в молитве. "Ум наш, — писал преп. Исихий, — есть нечто легкодвижное и незлобивое, легко отдающееся мечтам и неудержимо падкое на помыслы греховные, если не имеет в себе такого помысла, который, как самодержец над страстями, удерживал бы его непрестанно и обуздывал".[66] Поэтому "введение ума в сердце" или "сочетание ума с сердцем" выступает как совершенно необходимый момент "умного делания". "Собрав ум свой, вводи его внутрь, понудь его низойти в самое сердце и держи его там. Не оставляй его праздным, но дай ему следующие священные слова: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!" — указывал преп. Никифор Уединенник4. Будучи введен в сердце, ум молитвы соединяет разрозненные умственные, душевные духовные силы, очищает сердце и очищается сам. При этом он вступает в многообразные взаимодействия с другими частями человеческого существа, удерживая их целостность и, в свою очередь, достигая сосредоточенности с их помощью. Это приводит к совершенству ума, когда ему открывается "ведение духовных вещей".
Исихасты считали недопустимым привнесение какого-либо образа в ум во время молитвы, поскольку не образы, а смыслы выступали ее предметом. "Вообрази истину и молись о ней, — писал св. Феофан Затворник, — или ее во время молитвы вращай в уме, и молитвы составляй из нее же. Придет момент, когда истина сия войдет в сердце, и обымет все существо души, питая ее и обвеселяя".[67] Этим православная молитва весьма отличается, например, от католической.
Католическая молитва предполагает вызывание в уме и удержание в памяти некоего зрительного образа. Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов и почитаемый католический святой, учил: "Представь мысленно огромные языки пламени и души, как бы заключенные в раскаленные тела. Услышь упреки, плач и вопли, предание проклятию Иисуса Христа и святых Его. Почувствовать запах дыма, серы, разложения и гнили. Представить, что мы сами осязаем этот огонь. Вспомнить души, пребывающие в аду, благодарить Господа за то, что Он не попустил мне окончить жизнь здесь".