Русские мужики рассказывают - страница 115

Работая над историей крестьян-толстовцев, я с огорчением вынужден был обойти в ней жизнеописания таких виднейших толстовцев-горожан, как В.Г.Чертков (1854-1936), его жена А. К. Черткова (1859-1927), И. М. Трегубов (1858-1932), Ф. А. Страхов (1861-1923). В следующем поколении толстовцев весьма видное место занимали К. С. Шохор-Троцкий (1897-1937), М. В. Муратов (1892-1957), П. И. Бирюков (1860-1931), И. П. Горбунов-Посадов (1864-1940), Е. Е. Горбунова (1878-1955), Н. Н. Гусев (1882-1967) и многие другие. Большая часть толстовцев-горожан погибла в 30-е годы в сталинских застенках и лагерях. Лишь немногие из них оставили потомству описание своей жизни. С некоторыми из них я встречался, родственники других передали мне бумаги погибших.

Уникальный характер носят воспоминания Самуила Моисеевича Беленького (1877-1965). В последний год жизни Л.Н.Толстого Беленький, живя рядом с Ясной Поляной, перепечатывал на машинке (ремингтоне) его рукописи. Толстой очень ценил доброго, терпеливого и чрезвычайно старательного ремингтониста. Четверть века спустя, в 1935-м, Самуила Моисеевича выслали с женой из Москвы в Казахстан, а затем 60-летнего старика приговорили к трем годам лагерей и отправили на север в Котлас. Чтобы заставить старого человека работать на тяжелых работах, огепеушники "омолодили" его на десять лет, то есть попросту записали в документах, что он родился не в 1877-м, а в 1887-м году. Толстовца Беленького еще несколько раз потом арестовы-вали и осуждали. Незадолго до смерти Беленький начал записывать эпизоды лагерной жизни. Воспоминания его дышат теплом к людям-мученикам. Более всего его привлекают те, кто, как и сам Самуил Моисеевич, в самых невыносимых условиях сумели сохранить себя, свой духовный мир, свою веру. Со временем я надеюсь опубликовать бесхитростные рассказы этого доброго и честного человека.

Толстовцу-москвичу доктору Червонскому (1888 - умер в начале 70-х) удалось избегнуть ареста. Как врач Иосиф Петрович Червонский всегда был на хорошем счету, его даже награжда-ли медалями и почетными значками за самоотверженную работу на столичной скорой помощи и на фронте. Он не имел обыкновения обсуждать с посторонними свои религиозные и философс-кие взгляды, но читая его дневники и письма, видишь, что доктор никогда не изменял толстовс-ким взглядам, которых держался с юных лет. Однако врач Червонский вошел в русскую культуру не как деятель медицины и не как наследник философских идей Льва Толстого, а как переводчик. В начале 20-х годов Иосиф Петрович, который хорошо владел несколькими иностранными языками, обратил внимание на книги американского бактериолога и писателя Поля де Крюи (Поль де Крайф) и начал их переводить. Книги эти произвели огромное впечатление на молодежь. Несколько поколений советских юношей и девушек с увлечением читали научно-художественные произведения американца "Враг под микроскопом", "Охотники за микробами", "Стоит ли им жить?", "Борьба с безумием", не слишком обращая внимание на имя переводчика. Между тем, можно уверенно сказать, что скромный доктор со скорой помощи своим неприметным трудом переводчика сделал больше, чем вся советская пропаганда науки. Мне много раз приходилось слышать от известных советских ученых, что заняться наукой их побудили книги Поля де Крюи.

Переводчик-толстовец никогда не видел того, чьи книги он переводил. Но, как можно судить по сохранившейся переписке, писателя и переводчика соединяли глубокая взаимная симпатия и уважение. Удивителен конец этого альянса. Взгляды де Крюи в 20-е - 30-е годы, как и взгляды многих западных интеллигентов, отличались левизной и симпатией к коммуниз-му. Американский писатель настолько был увлечен страной советов, что даже предлагал свои гонорары в СССР для того, чтобы американские ученые и врачи могли поехать на родину большевизма поучиться замечательным достижениям советского здравоохранения. Однако годы, последовавшие за Второй мировой войной, освободили писателя от просоветских иллюзий. Поль де Крюи оставил свои левые увлечения и уверовал в Бога. В письме, помеченном 1958 годом, он написал своему переводчику в Москву, что ни один человек никогда не оказывал на него большего влияния, чем Лев Толстой своими религиозно-философскими произведениями.