Русские летописи и летописцы X–XIII вв. - страница 139

Шрифт
Интервал

стр.

Так когда-то радовался черниговский князь Мстислав Владимирович, после осмотра поля Лиственской битвы. Изобретением киевских церковных летописцев является и выражение: «Дьяволъ же исконѣи не хотя добра человеческому роду». Рассказ о Владимире Васильковиче как философе и книжнике, «якого же не бысть во всей земли, ни по нем не будет», перекликается с характеристиками митрополита Клима Смолятича, который «бысть книжникъ и философь, такъ яже в Рускои земли не бяшеть»,[758] а также митрополита Иоанна, о котором летописец сказал, что «сякова не бысть преже в Руси, ни по нѣмъ не будеть такии».[759] Из ранних летописцев позаимствовано и характерное обращение к Богу, начинающееся словами: «Вижь мое смирение».

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что владимирский автор при написании Волынской летописи имел под руками полную Киевскую летопись, а также «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, которые он хорошо знал и широко использовал в своем труде. Конечно, имея перед глазами столь совершенный летописный образец, он не мог удержаться от подражания. И писал он, разумеется, не повести, а обыкновенную хронику событий, происходивших на Волыни, в Галичине и сопредельных странах в годы княжения Василька Романовича и Владимира Васильковича.

Подробное, почти протокольное описание многих событий указывает на то, что сведения о них составлены современниками и очевидцами. В ряде мест летописи об этом говорится вполне определенно. Так, в рассказе о гибели орды Телебуги (статья 1283 г.) во время возвращения из венгерского похода читаем: «И умре ихъ бещисленное множество, самовидчи же тако рекоша».[760] При описании похода того же Телебуги к Владимиру Волынскому в следующем году летописец также пользуется информацией очевидцев. «Телебуга же еха обзирать города Володимѣря, а друзии млѣвятъ, оже бы и в городѣ быль, но то не вѣдомо».[761] Нет сомнения, что очевидцы не только изустно рассказывали о событиях, в которых им довелось принимать участие, но и составляли о них подробные записи, которые затем были использованы сводчиком при составлении Волынской летописи.

Когда-то М. С. Грушевский, пытаясь определить, кем был летописец Владимира Васильковича, пришел к выводу, что перед нами не воин, а штатский человек.[762] В. Т. Пашуто склонен был отождествлять его с духовным лицом, близким епископу Евсигнию.[763] Думается, оба предположения не точны. Летописец был не совсем «штатским лицом», он, несомненно, принадлежал к духовному сословию. Об этом со всей определенностью говорит текст летописи, содержащий в изобилии церковную фразеологию. Летописец постоянно обращается к Богу, объясняя успехи в сражениях и других делах заступничеством его и Матери Божьей, а поражения наказанием, посланным «за грехи наша». Когда Телебуга не смог взять города Владимира, летописец заметил, что это «Богъ избави его своею волею». Нашествие окаянного и беззаконного Ногая на Львов летописец объясняет казнью Божьей. «Се же наведе на ны Богъ грѣхъ ради нашихъ, казня ны, а быхом ся покаялѣ злыхъ своих безаконьныхъ дѣлъ».[764]

Иногда то или иное событие вызывает у летописца ассоциации из мировой истории, описанные в священных книгах. Рассказав о дивных щедротах князя Владимира, раздавшего перед смертью свои богатства «нищим и убогим», летописец заметил, что все творящие милость слышат «глас Господень ко Вьходъносору царю». Беседы князя с епископами и игуменами «от книгъ о житьи свѣта сего тлѣньнаго» напомнили ему деяния великого Константина, который вместе со святыми отцами Никейского собора «законъ человекомъ полагающе».[765] Немощь князя Владимира, вызванная неизлечимой болезнью, сподобила летописца назвать князя вторым Иовом: «И наставши зимѣ, и зубы исподнии выгниша вси, и челюсть бородная перегни, се же бысть вторыи Иевъ».[766]

Сказанное выше свидетельствует о широкой церковной образованности и эрудиции автора летописи Владимира Васильковича. Трудно предположить, чтобы ею обладал простой штатский писец или какой-то благочестивый монах. Незауряден и литературный талант летописца, для которого занятие исторической письменностью было, по-видимому, привычным делом. Еще одной характерной чертой автора летописи является его безоговорочная преданность своему князю. Из лиц ближайшего окружения Владимира на эту роль, как кажется, наиболее подходит владимиро-волынский епископ Евсигний. Он был соратником и особо доверенным лицом волынского князя. Ему поручил Владимир вести переговоры с Мстиславом о передаче Владимирского княжества. Только он был посвящен во все княжеские мысли и сомнения. Евсигний отпевал Владимира в церкви Св. Богородицы, он же открывал его гроб вместе с княгиней в апреле 1289 г. Учитывая, что все эти события необычайно подробно изложены в летописи, а епископ Евсигний предстает в них как ключевая фигура, можно предположить, что именно ему и принадлежат все эти описания.


стр.

Похожие книги