Генерал задыхался от ярости:
– Ты еще спрашиваешь?.. Отечество продал!.. Веру нашу!..
– Я похож на торговца? – спросил Кречет.
– Тогда так отдал, предатель!
– Отечество я не предавал, – ответил Кречет, мы все ощутили, что голос его стал тверже. – Ты знаешь, что Отечество я не продал. А жизнь за него положу, тоже знаешь. Знаешь!
Сагайдачный прохрипел, на красном мясистом лице выступили крупные капли пота:
– Но веру! Веру нашу!
– И вера останется на месте, – заверил Кречет. – Разве гетман Сагайдачный вместе с татарами не ходил в походы на Польшу и Россию? Разве Богдан Хмельницкий не получил от польского короля золотую саблю с надписью «За храбрость» за ударный поход на Москву? А с ними опять же были татарские полки, что исповедовали ислам!.. Что с того, что в твоих воздушно-десантных будут и мусульмане?.. Разве они плохо дрались с твоими частями, когда те вошли в Афганистан? А в Чечне?
Сагайдачный смахнул пот огромной ладонью, мы видели, как сверкнули в воздухе мелкие капельки. Глаза навыкате смотрели с яростью, дышал шумно, огромный и странно поджарый, несмотря на исполинский вес.
– Мы только-только начали перенимать западный опыт, – прорычал он. – Американские инструктора приехали...
Кречет сказал неожиданно резко:
– Ты с этой верой... и западничеством... Знаешь, что во всей русской армии уже никто не закроет грудью дзот, не бросится со связкой гранат под танк, не кинется с факелом в пороховой погреб, только бы не дать его врагу?.. Так же, как не бросались американцы. Никогда. Им жизнь была дорога! А вот воины ислама бросаются на дзоты и с гранатами под наши танки!
Генерал рыкнул:
– Бьют американцы твоих воинов ислама!
– Издали. Крылатыми ракетами. А лицом к лицу кишка тонка. Исламскому воину честь дороже жизни, как было когда-то в русской армии... Я говорю о той русской, что еще до советской... У них сила духа выше! Да что там выше. У них она просто есть, а у американцев – нет. Как вообще у западных армий. Как нет теперь и у нашей. Это счастье наше, дурак, что мы все еще на распутье. Что можем выбирать! Были бы мы сыты – выбирать трудно, а вот голодным и босым...
Генерал сказал люто:
– Бред! Я сказал, что я ухожу из такой армии... где белобрысых превращают в чернозадых!
Кречет сделал большие глаза:
– Как это? По-моему, они так и остаются белобрысыми. И русскими! А скажи, чем тебе еврей Иисус лучше араба Мухаммада?
Генерал покраснел, раздулся так, что я уж подумал тревожно, как бы бравого вояку не хватил инфаркт. Он задыхался от ярости, сопел, рычал, изо рта брызгала слюна, но слов не находил, ибо если правду говорят, что все украинцы – антисемиты, там для этого почва была, то генералу трудно ответить, кроме того, что Иисус не еврей, а скиф, а скифы, как известно – древние украинцы.
Кречет воспользовался моментом, заговорил быстро, убеждающе:
– Принятие ислама – не поражение, а победа! Я уже велел пропагандистам поработать, но они – олухи... Умов среди них нет. Привыкли брать интервью у шлюх, класс потеряли. Ладно, сами кое-что придумаем... Одну важную вещь удалось протолкнуть. С Чечней.
Генерал выдавил сквозь стиснутые зубы:
– Черт бы тебя побрал с этими чернозадыми... Знаешь ведь!
– Так вот, в общих чертах я уже договорился с исламским миром. Конечно, по неофициальным каналам. Они готовы принести Чечню в жертву!
Генерал отшатнулся:
– Как это?
– Мы не только вольны делать с нею, что возжелаем, но ряд арабских стран официально поддержит. Кое-кто даже пошлет вспомогательные отряды или добровольцев. Главное не в численности, а в самом факте. Об этом раструбим в газетах, покажем по телевидению. Мол, исламский мир против бандитской Чечни... А сами пошлем туда танки, бросим самолеты, обрушим артиллерию... Пусть смешают все с землей, нам теперь на Запад оглядываться не надо. А нашим мужикам и бабам по всей России надо показать, что блюдем наши интересы. Интеллигенция, конечно же, осудит, но у нас той интеллигенции уже не осталось...
Сагайдачный наконец перевел дух, но смотрел озадаченно. Потом, к нашему изумлению, сказал сумрачно:
– Это не совсем честно.
– Верно, – согласился Кречет. – Но это наша большая заноза.
