До 1932 года товарищ Кошелев находился в своем сельском хозяйстве. В 1932-34 годах — мастер подсочки Бестужевского участка…
В 1936–1939 краснофлотец дивизиона торпедных катеров (Тихоокеанский флот)…
Кошелев — боец истребительного батальона, из оружия знает винтовку, пулеметы Дегтярева, Максима, знает торпедно-водолоазное дело, машинист-турбинист.
Военная специальность — водолаз, гражданская — машинист паровых турбин, на лыжах ходит, физически вполне здоров.
В начале 1941 года имел нарушение партдисциплины, неуплата взносов в течение 6 месяцев. Слабо участвовал в партийно-массовой работе. В период Отечественной войны Кошелев работает хорошо, стал принимать участие в массовой работе.
В личной беседе Кошелев вел себя как патриот-коммунист, желающий с оружием в руках выступать на защиту родины от немецко-фашистских оккупантов.
Секретарь Пролетарского PK ВКП(б)
Тихонов»[278].
Вот с такой рекомендацией от партийного секретаря зачислили кандидатом в диверсанты 28-летнего Владимира Кошелева. Но партийная характеристика — это еще только половина дела. Дальше работники 4-го отдела местной госбезопасности проводили полную проверку кандидата по всем учетам: оперативным, уголовным, административным и агентурным. Секретарь парткома не знал, был ли кандидат штатным агентом или осведомителем органов НКВД или милиции. Это знали только оперативники и кадровики госбезопасности. Практика проверки была следующей. При подборе кандидата в районный отдел НКВД по месту жительства проверяемого работником 4-го отдела областного управления направлялся запрос на проверку.
Довольно часто в ответах, сохранившихся в архивах НКВД по Архангельской области, на обратной стороне стандартного бланка запроса встречается пометка: «является агентом (или осведомителем) такого-то подразделения НКВД или милиции». Тогда такой кандидат в партизанский отряд или в диверсанты проходил несколько иную процедуру оформления. Но об этом будет рассказано чуть ниже.
Многие кандидаты приходили в партийные органы и военкоматы с просьбой отправить их в тыл противника. Некоторые из них, имевшие за плечами опыт гражданской войны, прямо предлагали организовывать партизанские отряды, причем не простые, а китайские.
Именно с такой просьбой обратился житель города Котласа П. И. Попов в военкомат по месту жительства. Котласский военкомат направляет ходатайство в Архангельский областной, а оттуда оно попало в 4-й отдел областного НКВД, в архиве которого сохранилось до наших дней. В документе говорится, что «Попов Петр Петрович, по национальности китаец, предлагает образовать национальный партизанский отряд. Проживает в России с 1914 года. Переехал с родителями. Сам был поваром в Ленинграде. В Октябрьскую революцию добровольно служил в латышском батальоне. Уехал в Москву, попал во 2-ой интернациональный полк, служил до 1920 года. Организовал в 20 году китайский партизанский отряд в Котовской 45-ой дивизии. После этого воевал на махновском фронте на Украине. Ранен в левый бок. Служил на бронепоезде имени Инди Шмидт»[279].
Так подбирались партизаны по линии партии и военных комиссаров, но был еще один поток кандидатов в партизаны и диверсанты, готовых уйти в тыл противнику по первому призыву. Это были заключенные исправительно-трудовых лагерей НКВД или «зэка», как их тогда называли.
Однако надежды «политических» заключенных не оправдались: дело в том, что осужденные по 58-й статье УК РСФСР лица не подпадали под указы об освобождении от наказания за незначительные бытовые и военные преступления. Конечно, небольшое количество политзаключенных, в том числе бывших военных, до генералов включительно, вышли на свободу и сразу же окунулись в бешеную круговерть сражений с врагом. Но все-таки это были редкие случаи. Так что те, кому были определены по 58-й статье сроки заключения в ИТЛ на момент начала войны, в лагерях задерживались на неопределенный срок.
Многие заключенные подавали заявление на отправку на фронт. Это был массовый и вполне искренний порыв. Причем подавали заявление не только политические, но и уголовные заключенные. Вот их-то в диверсанты и партизаны брали охотно. Они считались «социально близкими», а опасных «политических» в тыл к врагу отправлять опасались.