Русская литература: страсть и власть - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

Неправо о вещах те думают, Шувалов,
Которые стекло чтут ниже минералов.
<…>
Пою перед тобой в восторге похвалу
Не камням дорогим, не злату, но стеклу.

Его же открытия в области русского стихосложения поразительны, потому что он писал самым человеческим языком. Его стихи на фоне не только Хемницера, не только тяжеловесного Хераскова, но и на фоне вполне светского Сумарокова ошеломляют своей простой разговорной интонацией. Была у него и своя лингвистическая теория: он полагал, например, что звука «и» в стихах надлежит избегать – звук «и» чаще выражает страдание, тогда как звук «а» выражает радостный восторг перед миром:

Довольно кажут нам толь ясныя доводы,
Что ищет наш язык везде от и свободы:
Или уж стало иль; коли уж стало коль;
Изволи ныне все
Везде твердят изволь.

Эта идея вполне себе гармонична и вполне перетекает в будущие искания русской литературы. Ломоносов был пионером нашей фоносемантики. А чего сто́ит страстная полемика Ломоносова-историка с норманнской теорией, где он доказывал, что варяги никогда не управляли славянами. И умер он, готовя арктическую экспедицию, и перед смертью говорил: «Единственное, о чем жалею, – что и половины не свершил».

Если в идейном смысле и в смысле, так сказать, жизнеустроительском Ломоносов ориентируется на Петра, равняется на него, то по происхождению своему он из потомков разогнанных, уничтоженных новгородцев – от них-то и происходят поморы, которые рабства не знали, крепостной зависимости не знали. Хотя Ломоносов к зажиточному крестьянству никогда не принадлежал, но семья себя кормила. Он рано лишился матери, обе мачехи (отец еще два раза потом женился) его недолюбливали, детство было не самое радужное, но с отцом у него – удивительная гармония и взаимопонимание. С раннего возраста они ходили вместе на промысел, и вот там-то, будучи воспитан, казалось бы, суровой рокуэлл-кентовской, молчаливой, бело-черной, бело-северной природой, он впервые начал дивиться Божьим чудесам; эти пустынные огромные пространства внушали ему мысль о Божьем величии, о безграничности возможностей человека, не понимающего рабства. И кстати говоря, идея об отмене крепостничества его занимала, такие заметки у него были.

Почему мы называем Петра ориентиром Ломоносова? Для Ломоносова, что крайне важно, идеалом является античность, а не христианство. Очень мало христианских, библейских образов находим мы в его стихах, зато огромное количество античных, греческих образов. С чем это связано? По всей вероятности, с тем, что античность делает упор не на милосердие, даже не на закон, – она делает упор на величие. На величие замысла, на человеческую богоравность, на титанизм, и в этом смысле Петр для Ломоносова – античный персонаж, и в Елизавете, и в Екатерине он видит готовность следовать античным образцам. Я даже скажу что модернизм, приверженцем которого был Ломоносов, и модернизация, приверженцем которой был Петр, делают прежде всего человека дела, человека результата – он холодноват, он не любит предписанных эмоций, он и к религии относится сурово.

Борода предорогая!
Жаль, что ты не крещена
И что тела часть срамная
Тем тебе предпочтена[3].

Ломоносова называют символом просвещения, забывая о том, что просвещение – тоже довольно опасная штука. Просвещение освобождает человека от многих условностей, от очень многих имманентных ценностей, но для достижения целей такой характер оптимален. Вот как Ломоносов характеризует Петра, кстати, абсолютно амбивалентными словами.

Ужасный чудными делами
Зиждитель мира искони
Своими положил судьбами
Себя прославить в наши дни;
Послал в Россию Человека,
Каков неслыхан был от века.
Сквозь все препятства он вознес
Главу, победами венчанну,
Россию, грубостью попранну,
С собой возвысил до небес.
В полях кровавых Марс страшился,
Свой меч в Петровых зря руках,
И с трепетом Нептун чудился,
Взирая на российский флаг.
В стенах внезапно укрепленна
И зданиями окруженна,
Сомненная Нева рекла:
«Или я ныне позабылась
И с оного пути склонилась,
Которым прежде я текла?»
Тогда божественны науки
Чрез горы, реки и моря
В Россию простирали руки,

стр.

Похожие книги