— Он боится, — тихо ответил Андрей. Нос его вновь сморщился, как у енота.
— Боится? Чего?
— Того, что в его случае как раз-таки сработал случай страховки. Он специально всякую ерунду заказывает. А ему все приходит, приходит… Деньги наличными редко дают. А тут — пожалуйста! Он мне как-то признался, что думает — его счета оплачивают в будущем родители. Чтобы его здесь не огорчать.
— Как это? — не понял Паша. — То есть не будет он ни теннисистом, ни бизнесменом? Зачем же тогда деньги на ракетки тратить?
Андрей хмыкнул.
— Ну, ты даешь, Ложкин! Думаешь, твоя мать пожалела бы денег для тебя, если бы знала, что ты умрешь через полгода? Или через год? Через два?
Паша задумался.
— Не знаю… Нет, наверное. Но зачем ерунду всякую покупать? Да у матери и нет больших денег. Мы одни живем. Отец не помогает, пособия нет.
С улицы раздался отчетливо слышный даже через закрытые двери визг тормозов, потом завыла полицейская сирена. Мальчишки побледнели.
— Вот оно, — выдавил Андрей. — Бежим.
Бежать совсем не хотелось. Но они все же выскочили на улицу. На углу огромный лимузин врезался в яркий электромобильчик. Выбравшаяся из электромобиля симпатичная девушка возмущенно кричала на бритого наголо водителя лимузина. Из-под капота лимузина раздавалось шипение — наверное, повредилась газовая турбина.
— Не он, — констатировал Паша.
— Хорошо, — заметил Андрей.
— Еще бы! — Паша рассмеялся. — Хоть он и противный, а жалко.
— Ему тебя тоже жалко. Но он вида не подает.
— Меня-то что жалеть? — вздохнул Паша.
— Думаешь, я не понимаю, как это — жить без приставки? У меня-то есть. Только играю я редко. Хочешь — приходи на следующей неделе, погоняем вместе. Как раз каникулы.
— Обязательно, спасибо.
Андрей и Паша жили в соседних домах, поэтому по улице побрели вместе.
— Все-таки повезло нам, — заметил Андрей.
Паша вспомнил о Голубеве и кивнул.
— Повезло! А ты как считаешь, у меня тоже все получится?
— Получится, конечно, — наморщил нос Андрей. — Но я не об этом. Программу кредитования для тех, кто старше двенадцати, всего год назад открыли! Если бы не она, я бы свой опреснитель не построил.
— Думаешь, заработаешь на нем в будущем?
— Уверен! Иначе откуда бы деньги на палладий? Триста рублей! У меня отец столько за месяц зарабатывает!
— Моя мама вдвое меньше, — вздохнул Паша.
— Моя тоже, — попытался утешить товарища Андрей, но получилось как-то не очень утешительно.
Андрей свернул к двадцатичетырехэтажной башне, в подъезде которой сидел настоящий живой консьерж. Паша повернул к своему девятиэтажному панельному дому, размышляя, починили ли освещение в подъезде. Датчик движения светильника на первом этаже в последнее время барахлил и никак не хотел замечать людей, входящих в дом. Без света в подъезде было неуютно…
* * *
Мама сидела на кухне и плакала.
— Что случилось? — взволновался Паша. — Мама, ты чего?
— Ничего, — сквозь слезы ответила мать.
— Что-то написали? Про меня?
— Ах, сынок… Про тебя, про меня… Анализы пришли. Все очень плохо.
— Но ведь они обещали вылечить!
— Куда там… Операция стоит пятьдесят пять тысяч. Ты представляешь, что это за деньги?
Паша всхлипнул. Сумма и правда впечатляла. Таких денег и у родителей Андрея нет. Электромобиль стоит втрое меньше…
— По льготной программе я договорилась. За половину цены. Но и двадцать семь с половиной тысяч нам никогда не дадут. Никогда!
Паша не выдержал и расплакался по-настоящему. Мать поднялась, прижала его к себе, прошептала дрожащим голосом:
— Ты не плачь. Может, еще все и обойдется. Все будет хорошо, сынок!
— Почему ты не застраховалась, мама?.
— Когда молодая была, не думала над этим. А потом с моим диагнозом страховку не давали. Страхуют ведь не благотворительные организации.
— А какие?
— Коммерческие. Они деньги зарабатывают, а не тратят. Ладно, сынок, иди, уроки учи.
— Я сбегаю сначала к Андрею? Он обещал мне для практикума марганца отсыпать. Ему родители три пакета купили.
Мать сильно сжала плечо Паши.
— Беги, сынок… Беги…
* * *
Паша выскочил из темного подъезда как ошпаренный. Зачем ему марганец? Зачем Андрей? Какие могут быть практикумы? Ерунда, все ерунда! Что он будет делать без матери? Как жить?