Лаборант выдал нам легкие костюмы, проводил в раздевалку. Когда мы, облаченные в них, встретились вновь, Серегины глаза при виде меня смущенно забегали, а щеки заалели. Ну, еще бы. Материал тонкий, облегающий, не скрывает ничего, а, наоборот, демонстрирует все, что надо. Надеюсь, Серенькому нравится. А что касается его самого, то он, переодевшись, стал подозрительно смахивать на Карлсона: маленький, толстенький, с короткими ручками и ножками. Вот только пропеллера нет. Мне очень хотелось захихикать, но я, мужественно сдержавшись, сообщила:
— Отлично выглядишь!
— Гхм, — произнес он невразумительно. — А ты… Тоже в общем… отлично выглядишь.
— Пошли? — предложила я и первой двинулась по коридору.
Вот интересно, почему большинство умных парней — такие недотепы по жизни? Не знают, ни как сказать, ни как сделать. Потому и остаются в стороне — девицы кидаются на ярких красавцев, не замечая того, кто на все готов ради них. А вот такие, как Серега, они надежные. И позаботиться умеют. Представляю, каких трудов ему стоило получить на меня разрешение. Я с благодарностью оглянулась на следующего за мной кавалера, и тот немедленно залился краской, будто юная девица, ибо в этот момент разглядывал мою попу. «Нет, смешной он, ей-богу! — подумала я, улыбаясь. — Но если я когда-нибудь все-таки соберусь замуж, то выберу такого, как он, а не красавца с куриными мозгами».
Лаборант тщательно проследил, как мы подписываемся под бумажками: «В моей смерти прошу винить меня самого». Это мы, студенты, их так называем. Перемещение — дело рискованное, и коль уж идешь на это, то бери ответственность на себя. Потом была выдана аппаратура: Сереге — парализатор, записывающая камера и браслет перемещения, связанный напрямую с пультом управления машиной. Мне также достался браслет и звукозаписывающее устройство. Парализатора студенту-сопровождающему не полагалось. Ну и ладно. Чего там может случиться? Нападающего динозавра выстрелом не завалишь. Легче будет воспользоваться кнопкой экстренного возврата на браслете.
Наконец, все формальности были закончены.
— Ну, ни пуха ни пера, — кивнул нам лаборант. — И привезите мне оттуда ребрышко динозавра.
Шутка, конечно, так себе, но Серега серьезно кивнул:
— Постараемся. И — к черту!
Дверь хлопнула, закрываясь.
— Отсчет секунд, — сообщили динамики. — Десять… девять… восемь…
— Не бойся, — тихонько шепнул Серега. — Все будет хорошо.
И осторожно, успокаивая, коснулся моих пальцев.
— А когда я боялась? — усмехнулась я, посмотрев на его метр шестьдесят с высоты своих метра семидесяти.
Он немедленно залился краской и отдернул руку — ну прямо детство какое-то! Я обреченно вздохнула и сама взяла его ладонь. Должны же у человека быть счастливые моменты в жизни?
— Три… Два… Один… Пуск! — донеслось из динамиков.
Вот так рука об руку мы отправились в прошлое. К динозаврам.
Яркая белая вспышка, и сразу же за ней непроницаемая тьма, а следом — удар по барабанным перепонкам, будто при резкой смене высоты. Так организм реагирует на перемещение во времени.
Сейчас самый опасный момент: ведь мы не знаем, что или кто окажется рядом с нами. Автоматика успешно отслеживает, чтобы путешественник во времени не совместился с каким-либо предметом или существом. Но вот насколько близко он окажется от оного — предсказать невозможно. Потому и приходится выкручиваться на месте. Самый известный из курьезных случаев — темпонавт оказался нос к носу с тропической анакондой, уже разинувшей пасть для заглатывания какого-то более мелкого существа. Представляю, как была шокирована анаконда. Но еще больше был шокирован сам темпонавт. Однако прежде чем змеиная пасть сомкнулась на его голове, он успел так-таки нажать кнопку аварийного возврата на браслете. Бедная анаконда! Сначала неожиданное появление из ниоткуда вкусного обеда, а потом его мгновенное исчезновение прямо из пасти.
Ну, как бы то ни было, в первые секунды пребывания в чужом периоде нужно очень быстро сориентироваться в обстановке. Я резко закрыла и открыла глаза, заставляя их скорее адаптироваться и… в первый момент не поверила тому, что вижу. Вместо буйной тропической зелени палеозоя вокруг были стены. Обыкновенные стены. Рассеянный свет электрической лампы освещал деревянную дверь, коврик перед ней. На коврике — кирзовые сапоги. Голенище одного стоит, будто часовой, а у второго устало повисло, будто ухо взгрустнувшей собаки. Слева — еще дверь; в полуоткрытую щель видна часть побеленной стены комнаты.
