Но слитая с другими каплями, я — мощная разрушительная стихия, которой все боятся. Я крушу корабли и топлю людей в пучине. Я необыкновенна и сложна. Я ничто — и я всё!
Вот так научились удовлетворять свою потребность в самоуважении монголы.
Русские восприняли от них эту традицию.
* * *
Нормальный человек — не отказывающийся от взросления — уважает себя тогда, когда соответствует каким-то требованиям, предъявляемым к нему обществом, людьми — и, несомненно, тем требованиям, которые он сам к себе предъявляет. Он сам должен стать каким-то, чего-то достичь. Научиться какой-то профессии, создать семью. Научиться строить отношения с людьми, уважать их и вызывать ответное уважение.
Он сам должен стать каким-то.
Ничего подобного от раба не требуется. Он должен только быть послушным: это главная добродетель беспомощных маленьких детей — и рабов. Больше ничего ОТ СЕБЯ самого раб не требует и не ждёт. И общество, и другие рабы — тоже ничего другого от него не требуют.
Требования же предъявляются не к каждой отдельной капле, а ко всему океану. Не к человеку — а к государству.
Государство должно быть мощным и сильным, таким, чтобы его все боялись. Все — не только внутри, но и вовне. Оно должно быть очень большим.
Откройте карту Монгольской империи и сравните с картой Российской империи (и современной России). Вы увидите, что контуры и размеры очень похожи. Монгольская империя находилась южнее и была несколько больше — но незначительно.
Даже это сопоставление говорит о явном сущностном сходстве.
Сила государства при этом понимается как возможность осуществить любое насилие — где угодно и над кем угодно. Как способность вызывать у всех страх.
Именно перенесение с себя на государство (или Орду) оснований для самоуважения — это главная причина патологического стремления к территориальным захватам, равно присущего и монголам, и русским, — и поразительной жестокости общественного уклада, также одинаково свойственного и тому, и другому социуму.
* * *
Итак, я уважаю себя — не потому, что я какой-то: я никакой, полное ничтожество, подтирка своего начальника.
Но зато — я океан: я — вместе с миллионами точно таких же капелек, песчинок — составляю Великое Государство, которое всем внушает трепет.
«Боишься — значит уважаешь!» — это могли придумать только русские. Если не придумали до них монголы.
Как видим, территориальные захваты необходимы русским для самоуважения. Бесчеловечное, жестокое государство — тоже нужно именно для этого: ведь государство должно вызывать страх.
Вот почему русские, в массе своей, — добрые в быту (одна из немногих славянских черт, сохранившихся у них), но поразительно бездушные и жестокие на службе государевой. Тот же самый человек — в общении с родственниками, друзьями, соседями — один, на службе — совершенно другой. Потому что там он — часть Великого Государства, которое тем и славно, что бесчеловечно.
* * *
Отказаться от самоуважения — человек не может.
Повторяю, есть такая потребность, которая является частью т. н. «человеческой природы», — и уничтожить её невозможно.
Но — можно по-разному удовлетворять эту потребность.
Неудовлетворение же её страшно мучительно, невыносимо для любого человека.
Можно ли сменить один способ удовлетворения (патологический) на другой (конструктивный: за счёт роста и взросления)?
Да, конечно.
Но это делается не так, как в России в 90-е гг.
Нельзя оставлять народ в пустыне без вожака. Потому что он тут же поспешит назад, к «котлам с мясом», у которых, по преданию, сидели евреи, когда были рабами в Египте.
Народ, который жил в рабстве, — слаб и изнежен. Психологически, конечно. Он не хочет терпеть и ждать, а хочет всего и сразу. Он не понимает, что такое отсроченное удовлетворение: ему подавай сладкую конфетку в ротик здесь и сейчас.
Ах, «демократия» — это, оказывается, не так уж сладко?! Ну, ничего! У нас есть наша проверенная тихая пристань: монгольское рабство.
Провести через эту пустыню — где уже нет удовлетворения, даваемого беззаботностью и лёгкостью рабского существования, и уже нет самоуважения, даваемого тем, что мы — часть Великого Государства, которого все боятся — огромную толпу вчерашних рабов — это надо было суметь. Надо было учитывать их психологические особенности.
